и удрученный паршиво сложившимся вечером, решил пройтись пешком, даром что путь был не близкий. Он любил ходить пешком, когда с ним приключалась какая-нибудь неприятность, потому что мог притворяться при этом, будто уходит от того, что ему досаждало. Ну и пошел от клуба по ярко освещенным улицам центра, потом по тускло освещенным тротуарам старого города и наконец – по темным аллеям отцова поместья, а жуткие мужик с бабой, испортившие ему вечер своими отвислыми задницами и загребущими лапами, уходили от него все дальше и дальше. Он почти и забыл о них, когда вышел на последний отрезок пути – в окружавшую дом апельсиновую рощу – и различил свет в отцовской комнате, мерцавший за деревьями. «Возможно, – подумал он, – отец почувствовал, что вечер у сына сложился из рук вон плохо, и ждет меня, намереваясь утешить».
Впереди на тропинке заслышались голоса, и Тиг коротко погадал, не отец ли вышел из дома встретить его. Он остановился, прислонился к дереву, и тут налетевший вдруг сильный ветер колыхнул ветви, раскачивая плоды, мягко ударявшие Тига по плечам и лицу. Ветер донес до него голоса, и Тиг понял, что людей впереди немало, но отца среди них нет. «Воры! – подумал он, а затем: – Поклонники!» – поскольку и прежде в поместье забредал всякий люд: и для того, чтобы украсть что-нибудь у отца, и из потребности признаться Тигу в любви. Он наклонился, поднял с земли толстый сук. Сук оказался легким, трухлявым – пришибить им человека нельзя, однако Тиг решил, что для устрашения сойдет и такой.
Тут ветер сменил направление, голоса на миг стихли, и Тиг, вскинув голову, прищурился.
– У меня палка, – сказал он, правда, не так уж и громко. Ударил колокол, тонкий, дребезжащий звон его приплыл откуда-то сверху, и ночь будто еще потемнела. Голоса возвратились всплеском смеха, и Тиг увидел людей – вернее, смутные их очертания: они резвились среди деревьев, подпрыгивая, приплясывая, падая время от времени на землю, недолго катясь по ней и снова вскакивая. Он поднял сук и снова сказал, на этот раз громче, ибо они устремились к нему: – У меня палка!
– Да какая красивенькая! – ответил женский голос, очень знакомый, хоть Тиг и не сразу понял, кому он принадлежит. – Совсем как рука, которая ею размахивает, а, Дикобраз?
Из мрака выступила старая ведьма, которую он уже видел сегодня, и хоть ночь осталась по-прежнему темной, ведьма показалась ему странно освещенной, точно солнце светило только для нее и только на нее. Уродиной она осталась все той же, хоть и укоротилась и скрючилась пуще прежнего, но почему-то выглядела не такой жалкой, как в клубе.
– О, да, Ехидна, дорогая моя, – ответил еще один знакомый голос. Мужик из клуба подступил к ней сзади, обхватил руками и прижался щекой к ее щеке. «Ну конечно, они знакомы», – подумал Тиг. Теперь все ясно, пусть даже и нисколько не ясно, почему они взяли да и выскочили из ночной темноты в двух шагах от его дома.
– Что вы тут делаете? – спросил гневным шепотом Тиг. – Убирайтесь с моей земли!
– Ну а как же, всенепеременно, –
