отсеется. О психологическом тестировании я и вовсе молчу – его просто нет.
И мистер Абрахэм захлопнул Семейный кодекс, который до сих пор держал в руках. Это был эффектный жест, означающий, что тема разговора исчерпана.
Рядом с дверью зала заседаний вывешен был список дел и назначенное для слушаний время. Первое слушание – в 10.20. Следующее – в 10.30. За ним – в 10.45. И так – до восемнадцати часов. На каждое дело отведено было по десять-пятнадцать минут. Лена посчитала: выходило, за день слушается больше тридцати дел. И это только у одного судьи. Как это вообще возможно? Может, что-то напутали? Лена подошла к другому залу заседаний. То же самое. Тридцать дел по десять минут на каждое.
– Леночка! Доброе утро! – За спиной у Лены появился Анатолий Эммануилович Плевакин – ее непосредственный начальник. С виду ничем не примечательный, седенький, тонкокостный Плевакин был великолепным судьей, очень эрудированным человеком, замечательным собеседником и обладал каким-то просто атомным обаянием. Достаточно его увидеть – и жить становится лучше. Почему? Бог его знает. Но становится, это совершенно точно.
– Что? Любуетесь нашими портянками?
– Чем… любуюсь, Анатолий Эммануилович? Портянками?
– Вот эти вот списки, – Плевакин махнул рукой в сторону вывешенных рядом с дверью распечаток, – между собой мы их портянками называем. Впечатлились?
– Анатолий Эммануилович, – Лена посмотрела жалобно. – Я что-то не совсем понимаю… Как за пятнадцать минут можно разобрать дело?
– Да ну что вы! – Плевакин заулыбался, положил свою сухонькую лапку Лене на плечо. – Голубчик, разумеется, ни один судья по тридцать дел за день не разбирает. Максимум – десять, но и это редко. В основном пять-семь.
– А как же списки?
– А что списки? Списки, видите ли, составляются с учетом рисков, так сказать. Кто-то не явится, у кого-то заседание отложат, потому что нужно предоставить дополнительные документы, часть из них просто заявления об отмене заочных решений, сами понимаете, такое часто бывает, так это на пять-десять минут… Вот и получается, что половина списка – чистой воды фикция.
Плевакин еще шире улыбнулся и засеменил по коридору к лестнице. А Лена отправилась к себе в кабинет.
За окном по-прежнему лил дождь, простирался все тот же московский палисадничек и не было никакого Люксембургского сада.
Лена повздыхала, открыла папку с делом и погрузилась в чтение. Она как раз дошла до двадцать восьмой страницы, когда дверь с грохотом распахнулась. Висевший на гвозде плащ свалился Лене на голову. На пороге во всем блеске своих без малого тридцати лет предстал младший лейтенант.
– Здравия желаю, Василь Васильич! А я к вам с подарком! Свежий труп на коммунальной кухне, прошу любить и жаловать! – гаркнул он, протопал к столу и плюхнулся на стул для посетителей. Стул под ста пятью килограммами его молодецкого тела жалобно скрипнул.
