что-то классическое?
– Дайте мне две розы, этого хватит.
Она изумилась, но направилась к срезанным цветам.
– Белые, – попросила я. – Не заворачивайте, я возьму так.
– Но…
– Сколько с меня?
Я положила на прилавок купюру, вырвала у нее из рук розы и быстро вышла. Мой безумный бег прервался на посыпанной гравием главной аллее. Я вертелась во все стороны, оглядывалась, пытаясь понять, где они. Потом снова вышла за ограду и буквально свалилась на землю. Стала лихорадочно набирать номер «Счастливых».
– «Счастливые люди поддают и трахаются», слушаю вас.
– Феликс, – выдохнула я.
– Что-то случилось?
– Представляешь, я не знаю, где они! Не могу их навестить.
– Кого ты хочешь навестить? Ничего не понимаю. Где ты? Почему ты плачешь?
– Колена и Клару.
– Ты… Ты на кладбище?
– Да.
– Стой на месте, сейчас буду.
Я была на кладбище всего один раз, в день похорон. Постоянно отказывалась туда идти. После того как я сбежала из больницы в день их смерти, я и в больницу не приезжала. Под исполненными ужаса взглядами моих и Коленовых родителей я объявила, что отказываюсь присутствовать при том, как их будут класть в гроб. Свекровь со свекром ушли, хлопнув дверью.
– Диана, ты окончательно сходишь с ума! – воскликнула моя мать.
– Мама, не могу я этого видеть, слишком тяжело. Если они на моих глазах исчезнут в ящиках, это будет означать, что все кончено.
– Колен и Клара умерли, – ответила она. – И ты должна это принять.
– Замолчи! И я не поеду на похороны, не хочу смотреть, как они уходят.
Я снова зарыдала и повернулась к родителям спиной.
– Что-о-о? – поперхнулся отец.
– Это твой долг, – добавила мать. – Ты придешь и не будешь устраивать сцены.
– Долг? Вы говорите о долге? Да плевать я хотела на долг!
Я резко повернулась к ним. Ярость временно победила боль.
– Ну да, у тебя есть обязанности, и ты будешь их выполнять, – подтвердил отец.
– Да вам же глубоко наплевать на Колена, на Клару и на меня! Вам только важно соблюсти приличия. Важно соответствовать образу разбитой горем семьи.
– Но мы и есть разбитая горем семья, – возразила мать.
– Нет! Единственная известная мне семья, единственная моя настоящая семья – это та, которую я только что потеряла.
Я была на пределе, моя грудь вздымалась. Я не отрывала от них глаз. На одно короткое мгновение их лица исказились. Я искала в них хоть какой-то намек на раскаяние. Но нет, фасад оставался безупречно гладким.
– Ты не должна говорить с нами в таком тоне, мы – твои родители, – продекларировал отец.
– Катитесь! – заорала
