растерял?
Тигран Горыныч отвечает ему по-свойски, как на духу:
– Да в разных местах: какие в кустах, а какие и на открытой местности. А последнюю-то головушку берегу как зеницу ока. Последняя башка – она к телу ближе всего. Через этот факт я, ветелинар, и лютую так беспощадно, спуску не даю никакому людскому представителю, пресекаю всякие поползновения, так сказать, в зародыше. Потому как голова у меня самая что ни на есть последняя осталась, запасных нету больше.
Горшеня намыливает, скребёт, пеной жонглирует, да о разговоре не забывает.
– А как же ты, твоё лесничество, в таком разрезе жениться подумываешь? Влюбишься – последнюю башку потеряешь! Женщины – племя карусельное, закружат – сойти не смогёшь.
– А пущай, – хлопает змей лапой своей по водной поверхности. – Для хорошего дела и головы не жалко! Башку потеряю, зато род продлю!
А Иван тем временем ухо-то змеиное пригнул, чтобы тот слов его не услышал, и шепчет Горшене:
– Пора нам ноги уносить! Давай-ка сейчас намылим ему веки – да и поминай как звали. Уже потемнело – уйти сможем.
– Ты чего? – диву даётся Горшеня. – Кто ж работу на самой середине бросает! Нет, брат, я бежать не намеренный, у меня дело есть – и я в нём весь.
Иван нахмурился слегка, но возражать не стал. «Ладно, – думает, – подождём». И стал дальше намыливать.
– Эй вы, медведи хвалёные – носы палёные! – кричит Горшеня командным голосом. – Что вы его вениками гладите, как халдей паву?! Хлещите его, родимого, без жалости, чтоб окраску поменял! Царь он вам или не царь? Так вот и дубасьте его по царским заслугам, припомните ему всю его царственную самодурь!
Медведи сразу смекнули, чего царь достоин, и пошли тузить Тиграна Горыныча без прежней обходительности. А змею и это в приятность, он уже кверху брюхом лежит, от ощущений визжит.
Тут гром на небе грянул и дождик припустил.
– Ну вот, – говорит Горшеня, – и ополоснуться подали! Значит, всё правильно.
Выбрался он на берег, от усталости шатается.
– Эй, – кричит, – лесной народ, айда всем мыться, пока вода ещё не остыла! Царя-руководителя почистили, теперь и всем пообновиться не мешает.
Едва договорил – тут же с ног и свалился от усталости под куст на свою одежду да прямо голый заснул. Тигран Горыныч, шатаясь, выбрался на берег, свалился рядом и тоже захрапел. Все лесные жители тотчас кинулись в озеро, полезли мыться-купаться. Ух и визгу было, ух и рёву! лес такой толчеи никогда не видывал!
Посреди ночи, когда снился Горшене седьмой сон, самый сладкий, кто-то растормошил его, сбил эту сладость и долго тряс мужицкие плечи. Горшеня просыпаться не хотел, отнекивался сколько мог, потом всё-таки приоткрыл левый глазок и с большим трудом узнал в побудчике Ивана.
– Горшеня, друг, – шепчет Иван ему в лицо, – пора нам утекать, самое время! Не ровён час, утро зачнётся, тогда не сносить нам головы!
– Постой, –
