перекрестился украдкой, ладанку свою нагрудную поцеловал. Иван же просто в небо смотрит. Красиво то небо весеннее: стрижи, скворцы, облака… «И действительно, – думает он, – распрекрасная штука – явь!»
Но вот Тигран Горыныч откашлялся, на заднюю точку присел, передние лапы сложил на груди – вид принял величественный.
– Вот что… – говорит. – Слушай меня, животный мир, слушай и ты, одушевлённая природа! Важное слово сказать хочу. Поскольку мы есть единоличный царь зверей, птиц, насекомых и пресмыкающихся в пределах нашего Лесного царства, то и слово моё есть уважаемо и весомо для каждого живого существа…
И снова закашлялся: видно, нелегко змею это весомое слово произнести.
– Кхе-кхе!.. существа… По существу. Вчера, – продолжает с натугой, как помочь тянет, – обещал я этим мужикам, блюдам моим царским, в качестве, так сказать, поблажки за организованный ими всеобщий банный вечер жевать их вползуба, не шибко то есть пережёвывать. Вот как…
Потянул время, молчанием потомил.
– Но теперь, – продолжает, – взятой мною властью я это самое решение… того самого… отменяю, в общем.
Иван на Горшеню глянул рассерженно: мол, доигрался, друг ситный! Кому поверил – гаду полосатому! А Горшеня пока ничего лицом не выражает, только пота немножко на лоб выпустил да бровью контуженой подёргивает – ждёт дальнейшего.
– Тьфу ты, пропасть корявая! – серчает на себя змей. – Зажарил меня этот царский слог, всю душу выпытал! Я по-простому, хлопцы, скажу, без политесностей: не буду я этих путников жевать вообще! Есть я их не буду! Не хочу! Аппетиту, как говорится, не прикажешь! Пускай идут себе по всем четырём направлениям.
Сказал – и глазами всех подданных обводит: кто, мол, чего возразить имеет, кто одобряет, кто сомневается? А животные смотрят на Тиграна Горыныча с раболепием, но понимающе. Только молчат, не знают, шутит их голова или всерьёз раздобрился.
Тут Горшеня махнул ребром ладони – разрубил затянувшуюся паузу.
– Это, – говорит, – ты правильно решил, твоё лесничество. Чем непережёванное-то глотать, так лучше вообще без завтрака обойтися. Оно для желудка в сто раз полезнее будет и душе отрада.
– Мало того, – подхватил ему в тон Тигран Горыныч, – я этим мужикам ещё и спасибо говорю и благодарность объявляю в специальном указе! За лёгкий пар и перемену, так сказать, окружающей атмосферности!
И чуть даже голову склонил в Горшенину сторону. А потом и на Ивана посмотрел без прежней ненависти.
– И тебе, Иван, спасибо. Папаше своему передай, что хоть он и есть крючок якорный и бабья тычинка, но у меня отныне к нему полное безоговорочное перемирие.
Вот уж чего-чего, а такого Иван не ожидал! Даже челюсть у него хрустнула в скулах от удивления.
– Благодарствую, твоё лесничество, – говорит, кланяясь.
А змей как завопит на всю равнину зычным басом – шишки с сосен так и посыпались:
