осталась, Кощея как током прошибло: это ж фрукт не для еды, это ж волшебный инвентарь, из комплекта с блюдцем! Ай-ай-ай! И напал на Кощея двойной отчаянный страх: во-первых, он теперь без окна в мир, а во-вторых, от Марьи попадёт.
Марья, когда сообразила, в чём дело, руками всплеснула да ключами на мужа замахнулась.
– Ах ты, – шипит, – сапог медный! Кость суповая! Ты что же, мракобес, безобразничаешь?!
Кощей тихо лежит, одеяло на глаза надвигает – знает по многолетнему опыту, что лучше перетерпеть, пока жена весь пар не выпустит. А Марья только ещё начала, только приступила – столько у неё в словарном запасе эпитетов, что не все в сказке упомянуть возможно, на некоторые перо не поднимается! Такую Кощею отповедь устроила, что портреты на стенах – и те в краску вошли.
Слуги Кощеевы в таких случаях берушами пользовались или воск свечной в уши засовывали – защитят слух и ждут пятнадцать минут. Потом – ничего, можно уже пробки из ушей вынимать. А ведь пока Марья в замок хозяйкой не вошла, ничего эти твари не боялись, сами могли кого хочешь испугать до смерти.
А жена всё горланит, не прерывается:
– Где я теперь новое волшебное яблочко найду, ущерб ты скупоносый?! Еды ему мало!
И как шмякнет осиротевшим блюдечком об пол! Лишь дребезги по стенам разлетелись. Всё, теперь весь комплект из строя вышел – ни яблочка, ни блюдечка!
Марья лишь после этого звона остановилась, опомнилась, присела в изнеможении на край кровати Кощеевой. Муж из-под одеяла лицо показал, ослабелую руку к столику протянул, дал отпить живой водички из стакана. Марья хлебнула пару раз, потом успокоительных капель накапала, тоже выпила. Стала к ней природная бабья мудрость возвращаться.
– Прости, Кащик, – говорит мужу и по лысине гладит. – Не сдержалась. Нервы, мироедушка…
И поцеловала его в сморщенный лобик. Ладошкой осколки с постели смахнула.
– Сейчас подмету, – говорит. – Люди сказывают, это к счастью, когда посуда бьётся. А в нашем замке вся посуда железная – вот и поди сыщи с ней счастье-то! Это блюдце единственный в доме фарфор был. Знать, какое-то единственное счастье на нашем горизонте обозначилось.
– Неужто счастье? – скулит Кощей.
– А ты не бойся, старый, переживём. Всё переживали – и счастье переживём.
Сходила Марья за веником и принялась осколки в кучку сметать. Подмела, навела в спальне порядок, одеяло поправила. Ещё раз вздохнула да уже идти хотела, а тут вдруг Кощей голос подал.
– Погоди, – говорит, – Маруся, постой. Есть у меня к тебе разговор важный. Не могу больше, Маруся. Никакого терпения не осталось, никаких сил. Зови сына, буду его о главном просить.
Глава 2
Иван, Кощеев сын
Ивану к тому сказочному моменту двадцать первый годок пошёл. Только он, несмотря на такой серьёзный возраст,
