про акции. Рынок ценных бумаг – самое сейчас перспективное. Все бросились на поиск стратегии, дающей стабильный успех.
Алеша хмыкает:
– Философский камень, да? Изо всего подряд добывать золото?
Лаврик просит его не выпендриваться, не кривить рот. Тут серьезные вещи – статистика, теория вероятности, линейная алгебра. Это вам не алхимия. Линейную алгебру Лаврик упоминает с некоторой осторожностью: в математике, как в спорте, в музыке, все знают, кто чего стоит, со школьных времен.
Шурочка улетает в Москву на день раньше него. Под руководством тети она упаковывает багаж, Алеша его помогает взвешивать: каждый фунт имеет значение. Тайно от тети она рассовывает по закоулкам чемодана камушки – Бэлу и Казбича, Вернера с Верой, княгиню с княжной – всю компанию.
Алеша просит:
– Дай и мне что-нибудь.
– Забирай осетина-извозчика.
Шурочка улыбается – белые зубы, черные волосы. Массу всего увозит она из Америки – подарки, бумаги на грант по генетике, видеомагнитофон. И в виде бластулы или гаструлы (ранние стадии развития зародыша) – будущего сына Лео, зачатого в холодных водах Атлантического океана. Возможно, Лео образовался несколькими днями позже, в Бруклайне, пока Лаврик отсутствовал, но Шурочка склоняется в пользу морской, романтической версии. Ей лучше знать.
В Москве – сильное общественное напряжение, восемьдесят девятый год, люди узнают много разнообразной правды. От мелкого, частного внимание переключено на гражданское, общее. Надо спешить, и они, Шурочка и Алеша, без усилий соединяют две свои жизни. Даже вопрос о том, где им следует поселиться – с ее ли родителями или у Алеши с отцом, – не слишком серьезен: жить надо в Соединенных Штатах Америки.
Вероятно, пока что разумнее было бы ей перебраться к Алеше: большая квартира, есть комната его мамы, правда, сильно заставленная – половину ее занимает рояль, на нем вроде бы играл Скрябин, но, во-первых, – подъезд, в котором ужасный запах (неужели Алеша не чувствует?), а во-вторых, есть отец, не заинтересованный в появлении рядом с собой еще чьих-то жизней.
Мамина смерть не сблизила Алешу с отцом. Она умирала долго: почти пять лет. Комната завалена книгами и пластинками – по мере прогрессирования болезни их количество бесконтрольно росло. Следовало бы выкинуть то, что никто уже не послушает, не прочтет, но кто это сделает? Сохранить ценные книги, того же “Брокгауза” – мало в каком доме есть полный комплект, – а все лишнее продать или выбросить. Но отец перестал замечать этот рост предметов вокруг себя – рост предметов одновременно с исчезновением людей. Уволился со всех работ, отказался от частных уроков и полностью занялся учебником по гармонии – отец его пишет столько, сколько Алеша помнит себя.
Днем и ночью у отца в комнате бубнит радио – “Немецкая волна”, Би-би-си – их перестали глушить, но отец как будто не слышит приемника. Во всяком случае, не обращает на него
