двоих малышей родила, добрая и неглупая, а что прежде вела непутевую жизнь, так что теперь вспоминать – девчонка красива, осталась сиротой, а тут этот лорд-негодяй к ней подкатил.
Миновал Новый год, приближалось время отъезда дорогих гостей. При мысли о разлуке с малышами Милли затосковала, аж с лица спала. Джин, жалея свекровь, предложила:
– Почему бы вам, матушка, не отправиться с нами на ферму? Погостите с месяц, а в феврале Мэтт должен будет приехать в Сидней по делам, так вы с ним и вернетесь домой.
Милли вопросительно взглянула на мужа. Дэвид развел руками – как решишь, мол, так и будет. В сущности, он ее понимал – сам был бы рад каждый день видеть внучат, накануне даже намекнул Мэтью, что даст ему хорошо оплачиваемую работу в компании, если тот надумает продать ферму и перебраться в Сидней. Но ведь у сына такой характер, что к нему не подступишься – не хочет никому быть обязанным, даже отцу. Нужно будет поговорить и с Джин – похоже, в семье именно она всем вертит. Ладно, если не нынче, так через пару лет он перетащит их в город.
– Если ты не возражаешь, Дэвид, я и впрямь съезжу к Мэтту, – тихо сказала Милли и, глядя куда-то в сторону, прижала руки к груди.
В начале января она уехала к сыну, а спустя неделю запылали лесные пожары, газеты запестрели сообщениями об огненном смерче, бушевавшем западнее Сиднея. У жителей маленьких ферм не было возможности погасить или хотя бы остановить огонь, потому что из-за стоявшей жары эвкалиптовые деревья взрывались, создавая все новые и новые очаги возгорания, уцелевшим оставалось лишь бежать от пламени.
В течение двух недель Дэвид не имел никаких известий о своих родных, а когда, наконец, пошли дожди и пожары пошли на убыль, приехал незнакомый человек. Он привез маленького мальчика и сообщил страшную весть: Милли с сыном и его семьей погибли в горящем доме, из всех уцелел лишь маленький Тим, которому чудом удалось добраться до реки, где его подобрали спасатели.
Неизвестно, горе ли помутило разум Дэвида или хвативший его удар, но достоверно известно лишь, что, придя в себя, он велел позвать старшего сына Грэгори и сказал:
– Это же надо – из всей семьи выжил только этот мальчишка Тим! Позаботься, о нем, потому что Бог учит нас быть добрыми к сиротам, но наследником моим ему не быть – не для того я десятилетиями создавал Энвижен, чтобы компания перешла к узаконенному ублюдку.
– Папа, перестань, – укорил отца осунувшийся от горя Грэгори, – Тим ни в чем не виноват, он еще ребенок, а наш Мэтью любил его, как своего родного сына.
– Если бы у тебя были дети! – не слушая, говорил старик. – Когда ты умрешь, к кому перейдет Энвижен – к твоей бесплодной жене и ее родне? Этому не бывать, лучше пусть имущество достанется городу, пусть придет нотариус!
Оскорбленный до глубины души, Грэгори поднялся и, выйдя из комнаты, велел управляющему позвать нотариуса. В тот день Дэвид Гримвэйд составил знаменитое «завещание Гримвэйда».
«Владельцы Энвижен, – говорилось
