так тем более интересно. Свежо.
В советские времена так могли поступить очень многие – я в том числе. И не такое творили…
Я собирался при встрече обсудить происшествие с Уиллом, но забыл: уж больно много времени прошло, пока он меня опять позвал в «Гэррик» пообедать. Не знаю, что бы он сказал, может быть, перевел бы разговор на другую тему – негоже подмечать, а уж тем более обсуждать чужие промахи…
Видимся и перезваниваемся мы с Уиллом нечасто. Но при этом он без тени сомнений называет меня своим другом. Мало того, как-то раз у него вырвалось: «Знаешь…»
Я вот написал: «знаешь», во втором лице единственного числа, и вдруг задумался, а действительно ли мы с ним на «ты»? Формально, наверное, да, ведь он же зовет меня «Андрей», а я его – «Уилл». Вот если бы он называл меня по фамилии и мистером, тогда это уж точно – «вы». А как иначе разобраться с двумя формами обращения? Ведь в современном английском слово «you» означает и то и другое: и «тыканье», и «выканье». Но с другой стороны, Уилл позволяет себе подтрунивать лишь над своими детьми и женой, а с нами, даже через двадцать лет после знакомства, по-прежнему подчеркнуто вежлив, деликатен, сдержан, даже церемонен, следит за тем, чтобы ни полутоном, ни полунамеком не задеть нашего самолюбия…
А потому мой вывод: нет, фамильярность в общении с ним невозможна. А значит, и в переводе, однозначно – «вы».
Так вот, однажды Уилл сказал: «Вы знаете, со времен моей работы в компании я сохранил только одного друга – вас».
Я был и польщен, и поражен. До своего ухода из компании Уилл годами работал в тесном контакте с десятками людей – британцев, между прочим. А другом остался только я, представитель чужой страны и культуры, вливающий в английские животы кислое болгарское вино, лишь недавно начавший понемножку что-то понимать в этой стране и ее жителях. И разибираться в том, что прилично пить перед обедом или ужином в закрытом клубе, а что – нет.
Но пишу я это все не для того, чтобы похвастаться, а для того, чтобы объяснить, что именно называется здесь близкой, особенной, доверительной дружбой. Обмен семейными визитами – по одному разу в год. И пара обедов в клубе… Правда, если умножить число наших встреч на двадцать, то набегает приличная цифра.
Справедливости ради надо сказать: если потребуется, Уилл, конечно, придет на помощь. Пару раз за свою английскую жизнь, попав в материальный переплет, я подумывал: не стрельнуть ли у него несколько тысяч на пару месяцев или даже на год? Уверен, Уилл бы не отказал. Но мне этого делать чрезвычайно не хотелось. Мне казалось, что это будет конец нашей дружбы, требующей хотя бы иллюзии равенства.
Еще один мой вполне состоятельный английский друг (приятель, добрый знакомый?), всемирно известный экономист, при этом даже по английским меркам очень сухой, вроде бы совсем лишенный эмоций человек, однажды шепнул мне на ухо, тихо, чтобы никто не слышал: «Если
