возвращаются к обрядам внешнего культа, но на этот раз не признают за ними никакого самодовлеющего значения, не считают их спасительными самими по себе, а любят их и дорожат ими как внешними проявлениями любви к Богу.
(○+□+∆) Живая любовь к Богу живому, изгнав страх перед ощущениями, начинает изгонять страх и перед разумом. Тут еще не отведено философии христианства подобающее место, а только жаждут боговедения и понимают необходимость разумной любви к Богу разумному и разумного отношения к выражению этой любви в формах внешнего культа.
(○+∆) Живая любовь к Богу живому доросла до признания за философией христианства ее истинного значения, и не достает только признания прав ощущений, законности внешнего культа, чтобы отношения к Богу стали вполне правоверными.
Это последняя, высшая форма, осиянная двойным светом любви и разума, аскетизма.
(○+∆+□) Совершенная любовь изгнала всякий страх; она познала силу свою и не боится более ни разума, ни ощущений. Живая любовь к Богу живому отводит философии христианства подобающее ей почетное место и не чуждается более обрядов внешнего культа, насколько они согласованы с живой любовью к Богу живому и философией христианства.
Церкви поместные
(□) Единственной обязанностью своей духовные власти признают точное выполнение внешнего обряда, совсем не заботясь ни об умах, ни о нравственности, ни о согласовании строя жизни с верой своих пасомых. Исполнив обряд, они уверены, что все исполнили, и ничего более не требуют ни от себя, ни от других.
Всякое отступление от обряда признается за вредную ересь, с которой всякие меры борьбы дозволительны. Заблудших овец не стараются вернуть ни убеждением, ни лаской, а загоняют их или сокрушают их дубиной, цепями, тюрьмой, а, если можно, то и пытками, и казнями.
(□+∆) К точному выполнению обряда присоединяют поучения, но не в смысле обстоятельного разъяснения жизненных вопросов, согласно вере или систематичному изложению христианской философии, а только как схоластические, бесплодные комментарии к букве текста и обряда.
От пасомых требуют, кроме точного выполнения обряда, бесплодного знания отдельных фактов священной истории, объясняющих обряд, и вместо боговедения – знание катехизиса.
Уклоняющихся по-прежнему дубиной загоняют на лоно правоверия, приправляя насилие поучениями, которые задаются не целью убедить, а скорее целью мотивировать неизбежность насилия.
(□+∆+○) Духовные власти признают за собой обязанность любить, но только тех, кто точно выполняет обряд и знает комментарии к нему.
От пасомых требуют любовь в границах верности обряду и правоверия в комментариях к нему.
Уклоняющихся стараются возвратить к правоверию не только насилием и авторитетом буквы, но и лаской, насколько она может служить подспорьем для них.
(□+○) Наступает период поэзии обряда, восторженной сентиментальности,
