что его жена изменилась, но пока не мог понять в чем. То ли стала увереннее в себе, то ли равнодушнее к нему. Он пока не знал, как ему к этому относиться. Да, и стоит ли об этом думать. Иногда, просто, становилось как-то неосознанно тревожно на душе.
Зотов выехал из гаража и повернул налево. До кафе, куда они направлялись, ехать минут пять, машину брать необходимости не было. Но, он не хотел пить. А отговорка «я за рулем» звучало убедительно.
Глава 3
– Ирочка, проверь, все ли готово, будь лапушкой! – Федор Степанович Курлин, преподаватель кафедры инженерной графики технического ВУЗа лихорадочно пытался сообразить, кого он забыл пригласить на презентацию своей книги. По внутреннему ощущению, все-таки забыл. И по количеству карточек, разложенных на столах – тоже. Поименно гостей должно быть ровно сорок. Вместе с ним и его сыном. Бывшая жена, скривив губы в усмешке, вроде и не отказала ему сразу: наверное, не смогла с ходу придумать для приличного отказа причину. Но от обидных слов не удержалась. «Говно ты ляпал, Курлин. Ну, да что от тебя можно было ожидать? Но я приду, просто, чтобы посмотреть на твой позор», – бросила она ему в лицо, равнодушно отворачиваясь. На его гордое заявление, что вот сын наш имеет другое мнение, она спокойно ответила: «Его право. Давно уже не мальчик». Федор был уверен, что в последний момент она передумает и не придет. Ну, да так даже и лучше! Он оставил своей семье самый ближний к сцене столик, но в последний момент решил, что посадит за него Зотова с женой. А сын будет с ним рядом, на сцене.
Курлин отдал своей книге три года. Еще школьником он не пропускал ни одной фотовыставки в городе и, не имея собственного фотоаппарата, клянчил у одноклассника Димки Попова «хоть разок сфоткать». Попов жадным не был. Своя камера появилась у Федора только к третьему курсу, когда он, заработав рубли в стройотряде, потратил их все до копейки на всякие принадлежности для фотосъемки. Мать, с которой он жил в крайней бедности, просто расплакалась.
Коммуналку из четырех комнат, одна другой меньше, он ненавидел всей душой. Их небольшая семья занимала самую неудобно расположенную комнату: дверь выходила в общую прихожую, да еще и была напротив кухни. Удобства в квартире были минимальные: холодная, без батареи отопления туалетная комната и ледяная даже летом вода в единственном кране. Федор до сих пор вспоминает, как ломило зубы, когда он их чистил над старой эмалированной раковиной. Соседей было четверо. В двух комнатах в конце коридора жила семья Глушко. Отец семейства шоферил на стройке, приходил с работы почти никакой от выпитой в гараже с дружками водки, ругаться начинал еще в общей прихожей, после чего надолго застревал в туалете. Его жена, худая, с желтым лицом и обескровленными губами тетка, караулила его под дверью, сидя на низком табурете. Как только из-за запертой изнутри двери начинал пробиваться мощный храп, она подготовленным заранее куском толстой проволоки поддевала крючок, открывала дверь, подхватывала падающего с унитаза мужа под плечи и волоком тащила в комнату. Федор, многократно наблюдавший эту
