естественное развитие производительных сил – общественности некогда оглядываться: все заняты работой насущного дня и «цена вопроса» становится ясной далеко после завершения очередного исторического этапа. В России «культурное сочувствие» явно забегало впереди исторического паровоза. Вернее, отсталость производительных сил пропускала вперёд лёгкую (и легковесную) кавалерию сочувствующих интеллигентов.
Единственный раз, когда обошлось без нытья – «Всё для фронта, всё для победы!» – «но это уже другая история»….
И, наоборот, неизбежные страдания русских «молодых» капиталистов почти беззвучны! А ведь что-то должны были переживать «обломовские» (Гончаровские) Штольцы? Наверняка же коррупционное чиновничье болото (по сегодняшним примерам можно представить, каково «это» было?) не давало хода нормальному оборотному предпринимательству «честного» (хотя бы в конкуренции между собой) капитализма? Ан, нет! Единственный «слабый, но чёткий сигнал» есть от идейных борцов за прогресс – русских инженеров и самородных «кулибиных». Бедняги хотели славы своему отечеству, изнемогая в напрасных хлопотах как-то пристроить свои изобретения…
В России не выработался, как общий тип, не только «правильный» капиталист, но и его, обычно небогатый невольный побратим – труженик-интеллектуал. Средневековая цеховая организация ремесленного труда, корпоративная ответственность в своей профессиональной гильдии (слово «корпоратив» в современный русский язык опять-таки вошло не иначе, как очередным вариантом «пьянки на работе») в русской действительности не выявилась надёжно. Соответственно, не имеющие над собой общественного присмотра люди интеллектуального труда, поневоле пренебрегали профессиональной этикой в благодушии культурной грамотности «интеллигентского» превосходства. Закономерно, что оно вскоре выродилось в «чувство вины перед народом». А есть ли работнику повод виниться? Это чувство может быть у бездельника, каким бы страдальцем и чаянцем за народ он сам себе не казался.
Толстой – полностью, абсолютно, в корне – свободен от «интеллигентщины».
«Мы так привыкли к болтовне об общем благе, что уже не удивляемся на то, как человек, не делая никакого дела, прямого труда для общего блага, не высказывая никакой новой мысли, говорит о том, что, по его мнению, нужно делать, чтобы всем было хорошо. В сущности, ведь ни один человек не может знать хорошенько, что ему самому нужно для его блага, а он с уверенностью говорит о том, что нужно для всех. Это – особенная черта только нашего времени» – Толстой Л. Н. «Дневник» 2 января 1905.
«Читал "Вехи". Удивительный язык. Надо самому бояться этого. Не русские, выдуманные слова, означающие подразумеваемые новые оттенки мысли, неясные, искусственные, условные и ненужные. Могут быть нужны эти слова только, когда речь идет о ненужном. Слова эти употребляются и имеют смысл только при большом желании читателя догадаться и должны бы сопровождаться всегда прибавлением: "Ведь ты понимаешь, мы с тобой понимаем это»
