style="font-size:15px;"> Она покачала головой.
– Норм что-то говорил относительно преследующей вас машины.
– Насчет этого ничего не знаю.
– А голос в телефонной трубке… – поинтересовался Майрон. – Он всякий раз один и тот же?
– Не уверена.
– Мужской, женский?
– Мужской. Говорил белый. По крайней мере мне так показалось. Из-за особенностей тембра и манеры произношения.
Майрон кивнул.
– Хорас играл в азартные игры?
– Никогда. Вот дедушка – другое дело. Все спускал на тотализаторе. Впрочем, у него не так много и было. Но отец ни к игорному столу, ни к окошку тотализатора и близко не подходил.
– А деньги он в долг брал?
– Нет.
– Вы уверены? Ваше образование, несмотря на дотации для малоимущих, стоило, должно быть, не так уж дешево.
– Я с двенадцати лет на стипендии.
Майрон снова кивнул в знак того, что принимает ее слова к сведению. Впереди по тротуару толчками, словно заводной манекен, двигался странный человек в трусах от Кельвина Кляйна, разноцветных и разностильных лыжных ботинках, и высокой меховой шапке в русском стиле – вроде тех, что можно увидеть в фильме «Доктор Живаго». Никакой другой одежды на нем не было. Ни рубашки, ни брюк. В руке он держал коричневый бумажный пакет, причем сжимал его с такой силой, словно этот предмет помогал ему передвигаться по улице.
– Когда начались звонки? – спросил Майрон.
– Неделю назад.
– С тех пор как исчез ваш отец?
Брэнда кивнула. Ей было что сказать по этому поводу. Майрон заметил это по выражению ее глаз. Но давить не стал. Молчал и ждал, когда девушка сама выскажется.
– В первый раз, – тихо произнесла Брэнда, – звонивший попросил меня позвать к телефону мать.
Майрон продолжал хранить молчание, ожидая, что она скажет дальше. Но когда стало ясно, что продолжения не последует, спросил:
– Вы позвали?
Брэнда печально улыбнулась.
– Нет.
– Кстати, где живет ваша мама?
– Не знаю. Не видела ее с тех пор, как мне исполнилось пять.
– Что вы имели в виду, когда сказали: «Не видела ее с тех пор, как…»?
– Именно это я и имела в виду. Она бросила нас с отцом двадцать лет назад. – Брэнда наконец повернулась к Майрону и посмотрела ему в лицо. – Кажется, вы удивлены?
– Боюсь, что так.
– А почему, собственно? Разве не помните, что половина парней, с которыми вы играли в баскетбол, жили в неполных семьях, потому что от них ушли отцы? Полагаете, матери не могут поступать подобным образом?
В ее рассуждениях, несомненно, имелось рациональное зерно. Однако, по мнению Майрона, она апеллировала скорее к логике, чем к чувствам, то есть не была твердо убеждена в том, что говорила.
– Значит, вы не видели ее с пяти лет?
– Совершенно верно.
