душой и телом тем, кого любил. «А меня он любил, – признался себе Эллис. – Быть может, потому, что был таким могучим и сильным, а я – таким тщедушным и хилым».
…Голос судьи заставил Эллиса очнуться. Продолжалось чтение показаний обвиняемого, чьим желанием было принять немецкое гражданство и сделать все для того, чтобы взаимопонимание объединило оба народа.
Эллис презирал все эти сентиментальности. Единственное, что его всегда интересовало, – так это собственное благополучие. Он получал пять фунтов в неделю за то, что носил черную рубашку. Они его ценили, они! И он старался отрабатывать их отношение к себе. Никто не мог назвать его ленивым, он готов был взяться за что угодно, лишь бы ему предоставили возможность. Фашисты оказались единственными, кто не плюнул ему в глаза из-за отцовского преступления. Они поступали с ним по справедливости: поощряли его учебу, благодаря им он научился вести светские разговоры. И эти подонки капиталисты уже не смели указывать на него пальцем.
Но война застала его врасплох. Ему предложили бежать в Германию, однако это не очень привлекало его. Он слышал много всякой всячины о нацистах и был не настолько глуп, чтобы добровольно попасть к ним в когти. В Англии возможно было болтать о чем угодно, и это не причиняло вам хлопот. В Германии к языку следовало привесить замок. Не очень-то обрадовала его и мобилизация, но не хватило мужества идти на новые осложнения. Стать офицером ему не улыбалось («Мой дорогой, его отец отбыл срок… Джордж Кашмен. Помните? Убийца своей дочери… Ужасная драма. Вы можете представить в нашем обществе человека из такой семьи?..»). И его послали на кухню. Для них он только и годился на то, чтобы изо дня в день чистить картошку, обдирая себе ногти. Как-то его направили во Францию сопровождать мешки с картофелем, и во всеобщей суматохе отступления он оказался в Дюнкерке. Хотя газеты писали, что английские части героически сражались с врагом, а повара полевых кухонь – даже голыми руками, он, Эдвин Кашмен, не мог сказать этого о себе. Ему надоела английская армия, и он сдался в плен немцам.
«Я член союза британских фашистов», – заявил он. Ставка была сделана, и он не испытывал смущения от тех текстов, которые давали ему читать на радио. Получал он сто марок ежедневно, находясь на общем армейском довольствии. К тому же возможность разговаривать с миллионами земляков давала ощущение необычайной силы, собственной исключительности. И было не так-то просто, даже для сына убийцы, добиться такой высоты.
…Пока его мысли блуждали в прошлом, присяжные уже удалились на совещание. Теперь суд вернулся в зал заседаний, а заключенный – на скамью подсудимых, однако Эллис не отважился смотреть на него.
Присяжные единогласно объявили арестованного виновным, судья огласил смертный приговор. Эллис наклонился вперед, пот заливал ему лицо, губы кривились в гримасе ужаса.
– Так ему и надо, – молвила полная дама, ободряюще хлопнув Эллиса по руке. – Это изменник.
– Аминь, –
