style="font-size:15px;"> На другом конце стола граф подливал соседу, рассказывая, что вино это получил он в боченках, а что кипрское трудно достать.
– Об чем они? – спросил полковник, указывая на старичка с звездой.
– Всё об Бонапарте, – отвечал граф. – Он умный, такой славной, этот Безухой молодой. Правда, теперь министром назначен[718] Каракин?
– Какже. Уж его поздравляли. Ловкой человек.
– Шш! – сказал граф, – это его сын. – Он указал на красивого юношу, сидевшего недалеко от них.
– А тот высокий, как аршин проглотил, тоже сын его?
– Какже, тот на службе, славный молодой человек. Этот – шалун большой. Он их заграницу посылает. Воспитаны славно, – так говорил граф. Графу, видимо, всё казалось славно. Лицо его бритое, доброе, круглое, с редкими седыми волосами <светлыми> и ясными голубыми глазами и всегда готовой однообразной, но радушной улыбкой, подтверждало его похвалы всему свету.
– Как вы думаете,[719] граф, – обратился к нему[720] к[нязь] В[асилий] по русски (граф плохо говорил по французски). – Придет Наполеон в Москву или нет?
– Oui, pas de doute,[721] – прокричал граф, – très bien, très bien.[722] – Все засмеялись.
– Что говорить про это? – отвечал граф, расслышав, – теперь славно, мир бог даст и на долго. Что думать, пускай он там воюет.
– Tout est pour le mieux dans le meilleur des mondes possibles,[723] – произнес Каракин, улыбаясь.
В другой стороне стола гувернер считал на блюдах кушанья и досадовал, что у него нет нынче апетита. Родственник из деревни, случайно попавший рядом с вдовой в брильянтовом фермуаре, томился мыслью, о чем бы разговориться с москвитянкою и расспрашивал про улицы. Другой всё прислушивался с подобострастием к тому, что говорили люди в звездах. Молодой князь Каракин, сидя рядом с княжной, видимо, lui faisait la cour.[724] Старшая дочь дома Лиза кокетничала с вторым братом, пятнадцатилетним мальчиком. Молодой паж Борис Мещерин прислушивался к Léon и смотрел ему в глаза, одержимый к нему первой страстной дружбой. У детей дело шло в том, что Наташа принесла с собой куклу, но без носа, называемую Мими, и тайно от всех под столом кормила ее.
Entreés, entremets,[725] соусы, холодные вины, пирожные шли в таком изобилии и порядке, что только одному немцу гувернеру не наскучило. Он соображал и запоминал, чтобы написать родным в Саксонию о том, на каком обеде он участвовал.
Однако спор, в который под конец вступил и Ш., разгорался всё более и более.
9.
Спор о Наполеоне, о Тильзитском мире, о Эрфуртском свидании, о[726] достоинствах Бонапарта продолжался весь обед между Бергом и Шеншиным. Князь Василий отстал от спора, не находя его для себя приличным; тем более, что в последнее время в Петербурге все возгорелись энтузиазмом к Франции и Наполеону, и князь Василий, чуткой всегда на политические mot d'ordre,[727] теперь получив назначение в Петербург, называл Бонапарта уже императором Наполеоном и профессировал к нему высокое уважение.
[Да, несомненно,]
[очень хорошо, очень хорошо.]
[Все к лучшему в лучшем из миров,]
[за ней ухаживал.]
[Различные блюда]
[лозунги]
