твари желают получать удовольствие от жизни. Я видел, как женщины-заключённые вяжут им носки и гладят рубашки. Они даже оставили в живых художника, еврея из Амстердама. Заставляют его рисовать их портреты. Я записался столяром ещё в Смоленском лагере для военнопленных, хотя столярным делом никогда не занимался, – Печерский пустился в воспоминания. – Однажды ночью привезли одиннадцать убитых эсэсовцев, которых покрошили в капусту наши партизаны. Надзиратель распорядился сколотить одиннадцать гробов. Мы работали с великим усердием и думали: почаще бы случалась такая работёнка. Меня греет одна только мысль, что ещё несколькими фрицами на земле стало меньше. А что происходит в остальных секторах?
– Во втором секторе у них хозяйственный двор. Там держат кроликов и гусей, чтобы лагерная охрана не голодала.
Сказав это, Яков вспомнил недавний случай. Спавший по соседству с ним Шауль Штарк ухаживал за упомянутыми гусями. В его обязанности входило ежедневно кормить и взвешивать своенравных птиц. Но один гусь неожиданно заболел и умер. Узнав об этом, эсэсовцы Френцель, Бредов, Вагнер и Вайсс обвинили в гибели птицы Штарка и тем же вечером попросту забили Шауля плетями до смерти. Бедняга буквально выл от боли, но с каждым ударом всё тише и тише.
– Ну а что в третьем секторе, ты и сам прекрасно знаешь, – Яков попытался прогнать из головы образ располосованной до костей спины Штарка.
Третий сектор – это газовые камеры. Он был для узников «Собибора» закрыт со всех сторон. Они не могли увидеть, что происходило в этом «подлагере», потому что его окружал сосновый лесок.
Они видели лишь крышу «бани», просматривавшуюся за ветвями, и убийственное лицо обершарфюрера Бауэра, стоявшего на крыше этого здания и через маленькое окошко наблюдавшего за происходящим внутри камеры смерти. Но все без исключения узники лагеря знали, что там происходило. Знали, что Бауэр смотрит через окошко и регулирует подачу смертельного газа, проходившего по трубам, сделанным в форме водопроводных. Именно он видел, как газ душит жертв, и именно он приказывал усилить или прекратить подачу газа. Именно он обычно наблюдал за смертельными судорогами и гибелью жертв. По его приказу включали машину, открывающую пол в «бане», жертвы падали в маленькие вагонетки. Они отвозили трупы к местам массового захоронения, а позже, когда времени не хватало, в печи крематория.
Ещё некоторое время Печерский и Штейн работали в молчании. Яков продолжал искоса поглядывать на Сашу. За последние несколько дней он успел немало узнать о Саше, в основном благодаря тому, что тот охотно рассказывал о себе всякому, кто говорил по-русски.
В этом смысле Якову повезло. У него была природная склонность к изучению языков, и к пятнадцати годам он вполне сносно знал польский, немецкий, русский и немного французский и английский.
Так что к тому моменту Штейн уже успел узнать, что Александр Печерский родился в советском городке Кременчуге. Окончил музыкальную школу, затем
