Только сдлавъ это, я могу хоть немного затушить какъ нибудь тотъ стыдъ и боль, которые мучаютъ меня. Разумется, будетъ тяжело и даже стыдно, разумется, придется разойтись со всми теперешними друзьями и знакомыми (ну да Богъ съ ними!), будетъ мучительно жить съ нею, съ этой развращенной женщиной, – жить, разумется, не какъ мужъ съ женой, но просто жить вмст въ одномъ дом. Бросить ее, оставить все какъ есть – будетъ мученье еще худшее. Мученье будетъ и въ томъ и въ другомъ случа. Разница же въ томъ, что, женившись на ней, мученье будетъ должное, а бросивъ ее, будетъ не должное. А то какже безъ мученія? Безъ мученія надо вернуться въ тотъ мракъ, въ которомъ я жилъ. Жениться на Алин, если бы она даже и пошла за меня? Разв я могъ бы быть не то что счастливъ, но спокоенъ теперь, зная что она въ тюрьм, въ Сибири, въ той кор разврата и одурнія, въ которую ее ввергла моя жестокость? Правда, я знаю, я одинъ знаю, чтò подъ этой корой. Но какъ разбить эту кору? И осилю ли я? И какъ приступиться къ ней? Что я скажу ей, когда увижу ее? – Онъ вспомнилъ то, что онъ слышалъ про такихъ женщинъ, выходившихъ замужъ. Онъ зналъ примры возрожденія и зналъ примры такого паденія, отъ котораго уже не было возврата. И ему казалось, что Катюша теперь съ своимъ пристрастіемъ къ вину принадлежала къ этому второму разряду. Онъ видлъ передъ собой эти одутловатыя щеки, подпухшіе глаза, слышалъ этотъ хриплый голосъ. Вспоминалъ купца, котораго онъ себ представлялъ не иначе, какъ тмъ огромнымъ трупомъ, какъ онъ былъ описанъ въ протокол; вспоминалъ ея отношенія къ этому купцу. И ужасъ отвращенія охватывалъ его.
«И какая будетъ польза отъ этой жертвы своей жизнью? – начиналъ говорить въ немъ голосъ искусителя. – Исправленіе для такихъ женщинъ невозможно. Да и если бы было возможно при вроятіи спасенія одной изъ ста, стоитъ ли затратить свои силы на эту одну, когда можно ихъ употребить на самое разнообразное служеніе тысячамъ? Зачмъ такъ узко смотрть на грхъ, на искупленіе, что оно должно быть совершено надъ тмъ, кто пострадалъ отъ грха? Искупленіе въ томъ, чтобы не повторять грха и загладить его добрыми длами. Разв нельзя жить хорошей, доброй жизнью, нельзя также, какъ я хочу теперь, освободиться отъ грха землевладнія и работать для освобожденія людей, не связавъ себя на вки съ трупомъ», – говорилъ онъ себ. И онъ начиналъ представлять себ, ему начинала рисоваться жизнь безъ нея; но, удивительное дло, онъ не могъ теперь представить себ такой жизни. И безъ нея не было жизни, и съ нею, съ этимъ трупомъ, жизнь представлялась ужасной. И вотъ онъ теперь дошелъ до того, до чего онъ дошелъ теперь. – Но что же длать? Какъ поступить теперь, сейчасъ? Выхлопотать свиданіе съ ней, пойти, увидать ее, покаяться передъ ней, дать ей денегъ? Онъ вспомнилъ
