Только во времена немецкого гарнизона и невидимого гетьмана жизнь вроде бы стала опять безопаснее и тише, но и это затишье закончилось страшными «зверинецкими» взрывами и пожарами, оставившими сотни трупов киевлян и тысячи увечных и бездомных.
Тогда, в июне 1918-го воздух Киева оседал на языке и егозил в носу запахом сгоревшего пороха. Сейчас при каждом намеке на оттепель от заледеневших сугробов из мусора и снега, громоздившихся по углам жилых домов, несло теплым навозом, словно первым делом приближение весны чувствовал именно лошадиный навоз, щедро добавленный к мусорным сугробам деревянными лопатами дворников. Его словно укладывали в фундамент расширявшихся сугробных куч, и поэтому он всегда был рядом, ближе к прохожему люду, чем мусор ранней зимы, который теперь лежал где-то в холодной глубине этих черных мерзлых киевских Аппалачей и Кордильер.
При первом же скрипе нижней ступеньки деревянной лестницы дверь в дворницкую квартирку отворилась. Вдова дворника поманила рукой Самсона в свое никогда не проветриваемое царство сочных, тяжелых запахов.
– К тебе красноармейцы приходили, – сказала она. – Контрибуцию требовать хотели. Я им сказала, что ты сирота! Это им понравилось, но они все равно вернутся. У них теперь весь список жильцов. Выселить тебя хотят.
– Как? Чего это?
– Ну они ж за справедливость! Каждому по углу должно быть, а не по квартире! А еще они спрашивали про музыкантов в семье… Музыкальные инструменты реквизируют. Сами хотят музыку играть.
– Скрипка у нас была, – вспомнил Самсон. – Можно и отдать, только отец и умел на ней!
– Да я тебя не к тому позвала! Ты про женитьбу подумал?
Парень удивленно глянул в глаза вдове.
– Нет, – признался он.
– У меня на примете есть одна! Из образованных, но такая, что все умеет! И квартиру защитит, чтобы не выселили!
– Как она защитит? – не поверил Самсон.
– Ей пальца в рот не клади, она и мягкой, как масло, может быть, и твердой, как чугун! Ты бы посмотрел! Тебе б такая жена все равно что винтовка была б! Таких даже солдаты боятся! Ты знаешь что, загляни сегодня вечером на селедку! Я и ее позову, сам присмотришься!
Озадаченный Самсон поднялся к себе. Не разуваясь и не снимая гимназического пальто, прошелся по квартире, в которой действительно теперь было и холодно, и одиноко. Остановившись перед тремя березовыми поленьями у левой печки, тяжело вздохнул. Надо спускаться в подвал за дровами – от трех поленьев только чугунная дверца печной топки нагреется, а чтоб сама кафельная печная стенка теплой стала, поленьев штук десять надо!
Остановился взгляд его на жестянке из-под монпансье, внутри которой коробочка из-под пудры от мышиных зубов спряталась. Взял, отнес обратно в отцовский кабинет. В ящик стола опустил. Нет еще таких мышей, которые могли бы жестянку прогрызть!
Поменял гимназическое пальто на старую ватную отцовскую куртку и отправился в подвал за дровами.
Глава 5
