нужно торопиться в Баб.
– Как мы выберемся? – спросила Кама.
– Ты еще не поняла? – спросила Глеба. – Я нашла выгонщика лошадей, точнее, его сына, передала наших лошадок в табун. Парнишка погнал их на южные предгорные луга. Думаю, что завтра они уже будут на месте, это недалеко. А вот нам покинуть город не так легко. Магию использовать нельзя. Пробиваться с боем – бессмысленно. До Баба четыреста лиг, ширина долины – где-то полсотни лиг, а в основной ее части – двадцать или того меньше. Ухоженные леса и рощи Даккиты прочесать гребнем стражи – нечего делать. Мы должны уходить тихо. И без магии.
– И как же? – сдвинула брови Кама. – Я должна притвориться мертвой?
– Я могильщик, ты мертвец, – объяснила Глеба. – Или ты думаешь, я зря волосы обрезала? Вымазалась в грязи, надела на себя вонючее тряпье, позаимствовала тележку у настоящего могильщика? Пью вот теперь, чтобы от меня с утра за десять шагов било хмельным остатком? Настоящего могильщика пришлось хорошенько споить. Так что в себя он придет не ранее чем через пару дней. Радуйся, что среди кагалских могильщиков нашелся пьянчужка, – Глеба поморщилась, разглаживая тряпье на утянутой груди. – Зато расходы были только на вино и на выпас лошадей. Все прочее имелось в готовности, включая покойников, которые уже залежались у моего могильщика в его же сенях. Кто-то ведь должен заниматься бродягами? Да, дорогая, бродяги случаются даже в Дакките. И иногда они умирают. К счастью, мертвец у нас свой.
– Да уж поняла, – покосилась на башню, от которой тянуло тленом, Кама. – Но разве я похожа на мертвеца?
– Будешь похожа, – заверила Глеба. – Дам тебе ночью сонной травы, уснешь до следующего вечера. Я тебя переодену в тряпье нашего собственного мертвеца, приложу к ладоням и лицу его гнилую шкуру. Никто не отличит и присматриваться не будет. А к тому времени, когда ты придешь в себя, успею ополоснуть тебя в придорожном ручье.
– А это что за дорога? – после долгой паузы, во время которой ей пришлось справиться с приступом тошноты, спросила принцесса. – За башней, где я приготовила яму для останков? Почему на ней заброшенный дозор?
– Этой дорогой мы не пройдем, – сказала Глеба. – Она ведет в мертвый город. Алу он называется. Три сотни лиг трудного пути через горы до того места, где и по сей день сияет бездна, сделавшая из цветущей страны – Сухоту. И сухотные твари. И еще четыре сотни лиг до ближайших араманских застав. Не пройдем. Нет ни припасов, ни смысла. Потому и дозор заброшен. Ни туда, ни оттуда ходоков нет.
– Тогда я лягу без сонной травы, – отчеканила Кама. – Ведь меч будет у меня под рукой?
– Под тобой, – медленно произнесла Глеба. – И мои мечи, и твоя, и моя одежда – все под тобой.
Женщина чуть помолчала, снова хлебнула из бутылки, пожаловалась:
– Вторая уже. Никак не могу опьянеть. И слез нет, чтобы оплакать Эсоксу, – помолчала еще немного и добавила: – Меня не обидела твоей настороженность. Я бы поступила так же. Пусть боги пошлют тебе стойкость.
