два пальца и милка.
– А мой милок на сторону ходил. Я вроде как терпеть не стала, так он меня вышвырнул, и я чуток съехала с катушек. Может, кокнула его, не знаю. В те времена крепко на лунной пыли сидела. В общем, потеряла я его.
– А потом тюрьма. Рано или поздно загремишь в каталажку, верно? – снова встряла хайнтка. – Еще как верно. Нагрянула ты, к примеру, в город, взялась развлекать в задней комнатке забредшего в трущобный кабак тега, вырубила его пивной бутылкой, а как залезла к нему в бумажник, тут-то тебя жандармерия и накрыла. Бывает.
– Это да.
– Эвое[42], сестренка.
– Или набрела ты на пьяного фея, глотку ему перерезала, толкнула потроха, пока свеженькие, а остатки сложила в банку, чтоб деревенщине всякой показывать за денежки. Чего рожу-то кривишь? У самой кривая.
– Ничегошеньки ты не понимаешь, – сказала женщина-сова. – Думаешь, можно жизнь прожить и чтоб все пальчики целы и в каталажке ни разу? Ну, удачки. Тут как со вшами. Пойдешь в миссию к Дочерям Лилит, обкорнают тебе патлы, дадут шампунь специальный, частым гребнем вычешут. Но потом-то снова сюда. Заболталась с подружкой, а вши с нее на тебя и перескочили. Надолго никак не избавиться. Просто научись с ними жить, comprende?[43]
– Да звездец вообще, – поддакнул кто-то из хайнтов.
Кошка изо всех сил постаралась не чесаться.
Когда доели похлебку, Закидон разломил Кошкины энергетические батончики и раздал всем в качестве десерта. Откуда-то появилась бутылка, и ее пустили по кругу, потом по рукам пошло несколько косяков, кто-то притащил трубку для гашиша. Кошка зажала горлышко языком и притворилась, что пьет, а наркотики, не притронувшись, передавала соседкам. Никто вроде не обиделся.
Наконец пришло время развлечений.
Роль конферансье исполняла Бесси Поезд-Ушел.
– Сперва у нас пара певчих птичек, – объявила она.
Певчими птичками оказались две снежечки-альбиноски, такие хрупкие – вот-вот ветром сдует.
– Я… мы… – промямлила одна, уставившись в землю; а вторая густо покраснела.
Потом обе глубоко вдохнули. Встали плечом к плечу, взялись за руки, словно собираясь исполнить что-нибудь духовное и благозвучное. И грянули развязный мюзик-холльный номер на мотив «Желтой розы Багдада»[44], прихлопывая по коленкам в такт, подвизгивая и покрикивая:
Я не ждала Кернунна,
Он сам решил при-и-ийти…[45]
Пели они, на Кошкин вкус, дольше, чем следовало бы, зато публика в конце смеялась и аплодировала. Бесси кивнула с важным видом, и снежки облегченно вздохнули.
– Теперь ты, – велела ведьма.
Рядом с Кошкой появилась нагиня и мотнула головой – давай, мол.
Кошка встала. Она волновалась. На нее уставились блестящие глаза зрителей: в некоторых читалась злоба, а в некоторых – просто предвкушение
Понимаешь?
…
