она. – О чем вы тут болтаете? Ребенка нужно привести в порядок.
– Брунгильда – имя, похожее на кирпич, – задумчиво заметил Маэстро и, покачав головой, улыбнулся, – его невозможно запомнить! Она всегда ворчит на меня. Виновен ли я, что у меня плохая память на имена? Вот и твое имя я запамятовал, едва прочитав. Не будешь ли ты любезен, повторить его вновь?
– Санчес Роберто Нортон Рохас, Маэстро.
– О, как длинно! Пожалуй, я буду звать тебя… – Маэстро задумался.
– …Артист, – подойдя, старуха взяла меня за подбородок и повертела мою голову в стороны. – Погляди, какие правильные черты лица, какие умные глазки – это Артист, прирожденный артист, дорогой мой. Надеюсь, это имя ты запомнишь.
Повернувшись к лестнице, старуха кого-то позвала:
– Лун Ван, милый!
Легко сбежав по лестнице, к нам подошел улыбающийся мужчина, одетый в блестящую черную одежду, расшитую желтыми драконами. Длинные седые волосы, схваченные на затылке узким ремешком, открывали высокий лоб, рот обрамляли усы и небольшая бородка клинышком. Меня поразил этот человек, так не похожий на других. Мельком взглянув на меня, он слегка поклонился старухе.
– Если тебя не затруднит, займись нашим гостем, – попросила она и добавила фразу, которую я не понял, – посмотри, стоит ли игра свеч…
Лун Ван поклонился теперь уже всем и рукой указал мне, куда надо идти. Мы очутились в небольшой комнате, где стояла дубовая бочка и горели свечи, распространяя тонкий аромат. Приказав мне раздеться, он подвинул к бочке широкий табурет и махнул рукой: мол, давай, лезь. Что мне оставалось делать? Я плюхнулся в горячую воду, подняв кучу брызг. Лун Ван, помогая мне мыться, одновременно массировал меня. Казалось, что его крепкие пальцы перебирали каждую мою косточку, прощупывали каждый сантиметр тела. Когда он закончил, я почувствовал необыкновенную легкость в теле, исчезла усталость после долгого пути. Закутав меня в белое покрывало, Лун Ван указал на лавку, где лежала новая одежда.
– Это мне? – спросил я.
Он улыбнулся и вышел из комнаты. Удивительные глаза были у этого Лун Вана: холодные и мудрые. Быстро одевшись, я вернулся в сверкающий зал, где стояли, беседуя о чем-то Маэстро, Лун Ван и Брунгильда. Увидев меня, старуха воскликнула:
– Лун Ван, милый, ты сотворил настоящее чудо! Паренек и впрямь красавчик. Все за стол, торжество продолжается!
Это хорошо, что она вспомнила о еде, ведь последний раз я ел еще утром. Мы перешли в другой, не менее великолепный зал, и я опять почувствовал себя не совсем уютно. Вместо досок, положенных на пни или обрубки дерева, здесь стоял настоящий стол, накрытый белоснежным полотном. Вместо привычных по тавернам скамеек вокруг стола стояли кресла. А на столе кроме кучи больших тарелок с яствами, стояла и дорогая посуда: серебряные ложки и кубки, украшенные эмалевыми вставками и разноцветными камушками, сосуды из горного хрусталя для соусов – чего там только
