утехи или только духовные. – Касым уже улыбался, дела завершены, и довольно удачно, великий дей расслабился.
– Зато другие мудрецы, – подхватил улыбку Джеббель, – дают бороду на отсеченье, что у райских гурий к утру восстанавливается девственность. Но я думаю, нам нет нужды вступать в любомудрые споры, тем более, вот он райский сад Алейки. Проходи, мой гость, я позабочусь обо всем.
Касым опустился на мягкое ложе среди розовых кустов и жасмина. Здесь были тень и прохлада, текли ручьи из шербета, и нежные струны невидимых музыкантов услаждали слух. С небес спустилось сладкое облако пьянительных воскурений. С Касыма сняли одежды, прикосновения гурий были лепестками роз, ласкающими тело. Кричала девушка. Долго, хорошо, приятно. Потом были еще девушки и еще. И еще…
Шейх Аль-Джеббель поднялся на стену. Ветер, вот что ему нужно. Бешеный ветер, чтобы прочистить мысли – рассчитать, взвесить, решить. Пусть будет ветер. Чаша была так близко и опять ушла. Куда? Если знать… Ему нужно время. Сколько? Кто знает… Ему нельзя сейчас ссорится с Аламутом. Нужно время. Он найдет чашу и станет имамом, калифом, даже пророком Махди, почему бы и нет – настоящим, а не как этот выскочка Гасан. Гасан долго не протянет, его уничтожит собственная гордыня. А может, его убьет рука федаи? Но кто осмелится вложить в эту руку кинжал? Я знаю… У Гасана есть сын Мухаммед. Мухаммед Второй, почему бы и нет… Нельзя допускать раскола в лагере хашишинов. Труднее будет собирать силы ордена… потом, когда я стану имамом. И Чаша… Гасан тоже знает о ней, этот его пес, дурак Касым, проговорился. Или он так уверен в своих силах? Тем более дурак…
Касым очнулся на гнилой циновке в сырости и смраде. Во тьме. Руки его были скованы. Он попытался встать, что-то полыхнуло в его голове, он упал.
Касым очнулся, скрученным в жестких руках тюремщиков. Его волокли по каменному коридору. Касым напрягся, хотел вскочить, сбросить с себя… Что-то отняло у него дыхание, взгляд потерялся в мутной мгле, Касым обмяк.
Касым очнулся подвешенным на цепях, с него стекала вода. Вокруг трещали факелы, колченогая жаровня сыпала снопы искр. Аль-Джеббель стоял перед ним.
– Собака! Как ты смеешь, Джеббель! Ты… вероломный… ответишь! Тебя сотрут… Гасан…
– Гасан далеко. Ему осталось недолго. Скоро у хашишинов будет новый глава, более скромный. Он не будет объявлять себя имамом, халифом, великим пророком. Его научит пример отца.
– Ты… собака…
– Успокойся, Касым, ты еще можешь пожить и без имама Гасана, почему бы и нет… Ответь на мои вопросы. Что ты знаешь о чаше, о великий дей? Что знает о ней Гасан? Ну, отвечай.
– Ты не услышишь… не дождешься… Собака!
– Ну, что ж, Касым, я подожду. Вряд ли ты знаешь очень много, но я подожду.
Джеббель отвернулся, вышел из комнаты. За его спиной раздался отвратительный визг. Как будто резали нечистое животное, свинью. Долго, очень долго.
Глава
