(неожиданно для себя самого) стал рядом с врачом (обрадовавшимся, увидев союзника) – ночевать в лесу. Больше ничего.
– В лесу! Ночью! Возле горящего автобуса! За такие деньги! А еще один взрыв? А дикие звери? – на них обрушился новый хор голосов.
– Нет здесь никаких диких зверей! – попыталась вставить экскурсовод, но ее никто больше не слушал.
– А запах? – кричал какой-то мужчина, – вы чувствуете этот отвратительный запах? Запах гари! Возможно, будет другой взрыв! Что горит? Что так отвратительно пахнет?!
Автобус не горел, только медленно тлел, и от него местами валил черный едкий дым, как бывает после большого огня.
– Это не запах резины! И не бензин! Скорей, запах паленой шерсти или кожи. Наверное, горят сидения, – сказал кто-то.
– Или мясо! Как будто кто-то жарит мясо! Эй, в автобусе никто не поджарился? – вставил толстяк.
– Замолчите! Это не повод для шуток! Здесь же дети! – раздалось сразу с нескольких сторон, и толстяк злобно насупился.
– Мы должны быстрее идти, – сказал он, – слишком много пустых разговоров.
– А кто пойдет, интересно? – вскинулся толстяк (так, будто речь шла о нем), – кто пойдет?
– Я. И врач. Этого достаточно!
– конечно, достаточно! – москвич завопил вновь и ему вдруг резко захотелось заткнуть уши, – это ты сам решил, что пойдешь! Ты тут самый умный? А остальные – сборище идиотов, так, да? Что, решил спастись сам, да?
– От чего спастись?
– От второго взрыва!
– Второго взрыва не будет! Автобус уже сгорел полностью.
– Тогда что это за гарь?
– Я не знаю, что это за гарь! Если ты так хочешь, можешь пойти с нами.
– И пойду! Обязательно! – оживился москвич, – пойду!
Они шли несколько минут, когда проход между деревьями сузился, и кое-где их тела вплотную касались темного мха, облепившего вековые стволы. Лес становился все темней и темней, а проход между деревьями – все у́же и у́же.
Здесь и в помине не было той изумрудной яркости листвы, того прозрачного солнечного света, искрящегося воздуха, как на той, увиденной им, поляне. Понурив голову, он продолжал идти вперед, прислушиваясь к мягкому шелесту чужих шагов за спиной.
Внезапно он ощутил что-то очень странное – настолько странное, что захотелось остановиться. Тишина. Пугающая, не привычная тишина! Кроме шелеста их шагов, больше не было никаких звуков. Лес без звуков. Ветви деревьев застыли в безмолвном молчании пустоты. Он почувствовал острый ледяной ком страха, медленно нарастающий в глубинах его живота. Опустил глаза вниз и невольно вздрогнул: мягкий ковер на земле, ковер из травы и прошлогодней листвы, был совсем черным.
– Ты уверен, что мы идем правильно? – голос раздался за спиной, и, обернувшись, он увидел лицо врача, на котором был страх (так же явно, как на его собственном).
Он произнес, словно отвечая
