А отчего? Оттого, что я знаю, что у меня стоит в коморе ружье.
– Хорошее ружье! Да у него, Иван Никифорович, замок испорчен.
– Что ж, что испорчен? Можно починить. Нужно только смазать конопляным маслом, чтоб не ржавел.
– Из ваших слов, Иван Никифорович, я никак не вижу дружественного ко мне расположения. Вы ничего не хотите сделать для меня в знак приязни.
– Как же это вы говорите, Иван Иванович, что я вам не оказываю никакой приязни? Как вам не совестно! Ваши волы пасутся на моей степи, и я ни разу не занимал их. Когда едете в Полтаву, всегда просите у меня повозки, и что ж? разве я отказал когда? Ребятишки ваши перелезают чрез плетень в мой двор и играют с моими собаками – я ничего не говорю: пусть себе играют, лишь бы ничего не трогали! пусть себе играют!
– Когда не хотите подарить, так, пожалуй, поменяемся.
– Что ж вы дадите мне за него? – При этом Иван Никифорович облокотился на руку и поглядел на Ивана Ивановича.
– Я вам дам за него бурую свинью, ту самую, что я откормил в сажу[135]. Славная свинья! Увидите, если на следующий год она не наведет вам поросят.
– Я не знаю, как вы, Иван Иванович, можете это говорить. На что мне свинья ваша? Разве черту поминки делать.
– Опять! без черта таки нельзя обойтись! Грех вам, ей-богу, грех, Иван Никифорович!
– Как же вы, в самом деле, Иван Иванович, даете за ружье черт знает что такое: свинью!
– Отчего же она – черт знает что такое, Иван Никифорович?
– Как же, вы бы сами посудили хорошенько. Это таки ружье, вещь известная; а то – черт знает что такое: свинья! Коли бы вы не говорили, я бы мог это принять в обидную для себя сторону.
– Что ж нехорошего заметили вы в свинье?
– За кого же, в самом деле, вы принимаете меня? чтоб я свинью…
– Садитесь, садитесь! не буду уже… Пусть вам остается ваше ружье, пускай себе сгниет и перержавеет, стоя в углу в коморе, – не хочу больше говорить о нем.
После этого последовало молчание.
– Говорят, – начал Иван Иванович, – что три короля объявили войну царю нашему.
– Да, говорил мне Петр Федорович. Что ж это за война? и отчего она?
– Наверное не можно сказать, Иван Никифорович, за что она. Я полагаю, что короли хотят, чтобы мы все приняли турецкую веру.
– Вишь, дурни, чего захотели! – произнес Иван Никифорович, приподнявши голову.
– Вот видите, а царь наш и объявил им за то войну. Нет, говорит, примите вы сами веру Христову!
– Что ж? ведь наши побьют их, Иван Иванович!
– Побьют. Так не хотите, Иван Никифорович, менять ружьеца?
– Мне странно, Иван Иванович: вы, кажется, человек, известный ученостью, а говорите, как недоросль. Что бы я за дурак такой…
– Садитесь, садитесь. Бог с ним! пусть оно себе околеет; не буду больше говорить!..
В это время принесли закуску.
