кривды клеть,когда как будто смутно слышишь
укор единственной своей
и прочь бежишь по воле свыше
от самой гнусной из затей…
Похоже, есть промысел Божий,
он и спасает в миг, когда
в безвременье и в бездорожье
слепая близится беда;
он бережёт от искушенья,
смиряет вожделенья шквал,
готовый враз, без промедленья,
в секс броситься, как в карнавал;
он словно повернёт сознанье,
на похоти поставив крест,
как будто чувствует заране
заснувшей душеньки протест.
И вот свалившемуся в штопор
даётся выход из пике,
чтобы блудливой плоти шёпот
уж не держал на поводке
и с грешною душою чтобы,
как с незабвенною зазнобой,
не оказаться в тупике.
Шофёр
Конец 80-х,
шальные времена,
вся в дырах и заплатах
убогая страна…
С лицом энтузиаста
нехоженых дорог,
он был из ловкой касты
шофёров чёрных «волг».
Его хозяин-барин
системы КГБ
был явно не бездарен
и в службе, и в гульбе.
Как истые жуиры,
всегда он про запас
имел две-три квартиры
с девицами на час.
И Вите как шофёру,
который это знал,
почти что без разбору
премногое прощал.
«Витёк, – бывало, скажет, —
ты это… не того…»
Так, якобы, накажет
шофёра своего.
А Витя, между прочим,
насилу утром встал:
калымил до полночи
с вокзала на вокзал,
ну, а потом к подружке
свернул на огонёк,
а там – не до подушки…
Считай, едва прилёг.
И опытный Пал Палыч
(так шефа Витя звал)
всё, что случилось за ночь,
конечно, угадал.
Но так как сам был мастер
(как говорят, ходок)
по этой самой части,
то тут же и умолк.
К тому ж отметил позже
вчера «дорожный лист»,
чтоб Виктор мог подольше
поездить как таксист.
«Давай в ЦК. Там буду
часа, наверно, два.
А ты вздремни покуда,
дурная голова».
Повинно улыбаясь,
знал Виктор наперёд,
что, шефа дожидаясь,
он час-другой вздремнёт.
Ну а за этот отдых
прокатит с ветерком,
чтоб шеф на поворотах
взрывался матюшком.
Как шеф всесилью власти
с тоскою о вожде, был
Виктор предан страсти
к лихаческой езде.
Он словно просыпался
(а прежде – словно спал),
когда с бравадой аса
свою машину гнал.
Пьянея от амбиций
избранника судьбы,
себя он видел птицей
над ползаньем толпы.
Когда
