этот счёт.
Мало-помалу разговор предсказуемо пришёл к тому, что нынешняя молодёжь интересуется только гаджетами, ни во что глубоко не вникает и слабо ориентируется в какой-либо профессиональной области. Как могло получиться, что мальчик из России ещё в школьные годы настолько увлёкся историей, что в молодом возрасте стал знаменитым учёным?
На этот дежурный вопрос Мунин обычно давал дежурный ответ – о рано понятом призвании, о любви к науке, в которой видит смысл своей жизни; о словах Ломоносова: «Народ, который не знает собственной истории, не имеет будущего»…
– Лесть должна быть грубой, – как-то сказал ему Одинцов. Мунин скоро к этому привык и не возражал, когда про его заслуги упоминали в превосходных степенях, но тут неожиданно пустился в откровения.
– Я знаменит не как учёный, а как тот, кому повезло оказаться в нужное время в нужном месте, да ещё в нужной компании, – начал он. – Это знаменитость эстрадной звезды; спасибо вашим коллегам из масс-медиа. Пожалуй, мне действительно удалось кое-что сделать в науке, но вряд ли получится увлекательно про это рассказать. Сейчас я пишу диссертацию; после её защиты можно будет вернуться к разговору о научной, а не об эстрадной славе. Что же касается того, как я пришёл к занятиям историей…
Мунин сделал паузу, окинул взглядом кукольные прелести собеседницы и продолжал:
– Не дай вам бог такого пути. Сегодня утром в Британской библиотеке я говорил о родстве между первыми англичанами и первой русью. Говорил о древних исторических связях между Англией и Россией. Конечно, это самый поверхностный взгляд, без множества оговорок. И наши страны уже далеко не те, что были в девятом веке, и народы тоже. Но тема родства для меня важнее любой другой. Я вырос в детском доме. У тамошних воспитанников были родственники. Пусть далеко, пусть лишённые родительских прав, или сидящие в тюрьме, или вынужденные сдать детей в приют – из-за нищеты, из-за болезней, из-за житейских проблем… Всё равно у этих несчастных, озлобленных, обездоленных мальчиков и девочек был кто-то родной. А у меня не было никого. Вы не представляете себе, как это страшно, когда ты – слабый маленький человек, и вдобавок совершенно один в целом свете.
Породистое лицо журналистки от растерянности сделалось бабьим, а Мунин словно забыл о микрофонах, которые ловили каждое слово, и камерах, следивших за каждым движением. Он, пожалуй, впервые вслух проговаривал то, что чувствовал многие годы.
– В России сейчас модно спорить, как правильно: в Украине – или на Украине… Это можно не переводить. – Мунин махнул рукой в сторону переводчика. – По счастью, в английском языке нет такой проблемы. Я знал только свою фамилию и то, что, возможно, попал в Россию с Украины – или из Украины, кому как больше нравится. Лет, наверное, в восемь-девять я уже бойко читал и сделался завсегдатаем библиотеки. Она в детском доме была небольшая, в первую очередь школьные учебники… Но и другие книги там попадались, очень разные, и откуда-то даже Большая советская энциклопедия
