что в первый раз это и вправду было несколько… болезненно. – Он задумался, вспоминая. Кивнул сам себе: – Я очень переживал. Потом. Но мне было тогда всего шестнадцать или семнадцать лет, и убил я случайно, просто потому что сильно разозлился. А дальше стало проще. С каждым разом. Правда, мне никогда ещё не приходилось убивать за деньги… Думаю, разница небольшая, да?
– Конечно, – ответил Тир, – кровь всегда кровь.
Тёмной ночью существо, которое называло себя Тиром, вытянулось на своей кровати, закинув руки за голову и глубоко вдохнув прохладный, пахнущий смолистым деревом и травой ночной воздух.
Оболочка – тонкие кости, смуглая кожа, стальные канаты жил. Маленькое и хрупкое вместилище тёмной силы. Чёрные глаза чуть заметно блестят в темноте.
Тир не спал. Он не нуждался в отдыхе этой ночью. Тир не думал – ему не о чем было думать. Тир становился собой. И этот процесс требовал всего его – без остатка.
Душа как комок сгоревшей бумаги. Лёгкий шуршащий комок, готовый рассыпаться от малейшего прикосновения. В ночной прохладе, в тишине, нарушаемой лишь писком летучих мышей, в темноте, погружённый в густую тень, этот комок казался большим, чем был на самом деле. Он словно бы шевелился – может быть, ночной ветер, странно и тревожно пахнущий ветер, покачивал его, а может быть, это тени играли в слабом свете звёзд.
Шуршание. Шелестит зола. И вот уже нет сгоревшей бумаги. Есть волчонок, маленький серый щенок, свернувшийся клубком. Он слеп. Закрыты глаза. А шкурка кажется плюшевой – до того она мягкая, нежная, беззащитная. Волчонок поднимает голову. Нет, он не слеп, он лишь казался слепым. Прозрачные глаза с вертикальными щелями зрачков смотрят во тьму. Кошачьи глаза на лобастой щенячьей морде.
Ветер. Стих.
Больное сердце, искалеченное, израненное, в шрамах от ожогов, сердце это почувствовало прикосновение мягкой щенячьей шерсти.
А волчонок поднялся на лапы, ловкий и собранный, не знающий трогательной щенячьей неуклюжести, не щенок – волк-подросток. Белые зубы за чёрными губами. Жёлтые глаза. Чёрные щели зрачков.
– Я живой, – прошептало существо, которое называло себя Тиром, – я…
Оболочка больше не была пустой. Кости, и кожа, и жилы – сталь, гибкая, как плоть, плоть, прочная, как сталь. Волк, с шерстью серой и густой, повёл низко опущенной головой, нюхая воздух. И прыгнул. Молча и бесшумно, лишь щели зрачков сверкнули не отражённым – собственным светом.
– Я живой.
Тир рывком сел на постели.
Комок нервов, обнажённая, чуткая, как у птицы, душа, глаза, как чёрные дыры, и волосы цвета серебра. Человек, которого звали Зверем, молча смеялся, глядя в звёздное небо. Он любил жить. Сейчас он вспомнил об этом. Он любил убивать – и об этом он вспомнил тоже. Жизнь ждала его впереди, чужая жизнь, сладкая, как боль. И боль, чужая боль, густая, как мёд. И небо. И рассекающие небесную плоть стрелы болидов. Чужой страх, своё могущество, загадки и тайны, люди, машины. Мир.
Новый и неведомый. Мир живых, ещё не знающий о том, что смерть пришла в него во плоти.
Когда
