я объятия. – Видишь?
– Вижу… – прокряхтела Варвара.
– Тебя кто-нибудь так обнимал?
– Нет…
– А если бы любил, задушил бы! Хочешь быть Дездемоной?
– Хочу, чтобы ты меня любил…
– Тогда дай мне время, не торопи… – ослабил я объятия.
Полежали, и я спросил:
– А ты хотела бы что-то в себе поменять?
– Как-то даже не думала…
– А ты подумай.
– Даже не знаю… Ну, я трусиха…
– Все девчонки трусихи.
– Бываю рассеянной…
– Нерассеянных девчонок не бывает.
– Я чувствительная очень…
– Жалостливая, хочешь сказать?
– Да. И чувствительная.
– Жалость – дело хорошее, а чувствительность надо приберегать для постели.
– То-то и оно, что меня на всех хватает. Так бы и вытирала чужие слезы день и ночь…
– Ты довольна собой?
– Только самовлюбленный идиот может быть доволен собой.
– А амбиции, честолюбие, тщеславие?
– В меру.
– А хотела бы больше?
– Нет, нет и нет. Я привыкла уже к себе, мне лишнего не надо.
– Но ведь бывает, что ты смотришь на женщину и говоришь себе: ах, если бы я была такая же ловкая, умная, хитрая!
– Это все витрина. Никто не знает, чем она для этого пожертвовала. А то что пожертвовала многим, точно. Знаешь, мне бы тебя завоевать, и больше ничего не надо…
– Ну, так вот он я. Просто возьми меня…
6
Ночь действительно удалась. Впервые за три года я спал не один, и в какой-то момент нашего двуединства мне показалось, что со мной бывшая жена. Я даже глаза закрыл. Всего-то и надо закрыть глаза, чтобы поменять систему координат. Но тут Варвара тоненько взвизгнула, и чары рассеялись. Утро встретило меня жилым духом кофе, тостов и яичницы, заставив опуститься в самые верхние слои памяти, населенные трепещущими, изломанными бликами былого счастья. Перед расставанием Варвара спросила:
– Ну что, до вечера?
– Прости, вечером я буду занят. Встреча с одним типом по поводу экзистенциальных аспектов самоопределения. Давно назначено, и для меня это важно.
– Психотерапевт, что ли?
– Он самый.
– И зачем он тебе? Поплачься мне, уж я тебя наставлю на путь истинный.
– Нет, Варежка, это сугубо мужской и нелегкий разговор.
– Тебя жена как звала?
– А причем тут это? – удивился я.
– Хочу придумать тебе что-нибудь ласкательное, да боюсь нарваться на ваши нежности.
– Не думаю, что нарвешься. У нее, знаешь ли, свои причуды.
– Ну ладно, тогда будешь у меня налимчиком.
– Почему налимчиком?
– Потому что все время норовишь выскользнуть
