освещенной зале мы были вдвоем.
На невысоком незнакомце был синий в мелкую серую полоску костюм-тройка, изумрудный галстук. Его черные набриолиненные волосы были зачесаны назад. Он чем-то напоминал известного актера Роберта Де Ниро. Незнакомец взял меня за руку и тихо произнес:
– Спасибо тебе, дочка.
– За что спасибо? Я вас не знаю.
– Узнаешь. Придет время, и ты мне очень поможешь.
Страх ушел. Я смотрела в глаза мужчины. Я любовалась, даже восхищалась им. Чувствуя тепло его изящной маленькой руки с ухоженными ногтями, я проникалась спокойствием и доверием. Я чувствовала биение пульса на его запястье. Незнакомец выглядел на тридцать пять, может на сорок лет, когда я поближе разглядела морщинки у его глаз. Он мягко, по-доброму улыбался – морщинки становились глубже. Мне казалось, что я счастлива… Но почему? Я просто стояла и держала за руку мужчину, которого видела первый раз в жизни.
Я проснулась, оделась и пошла на одну из кухонь нашего большого дома. Там бабушка Берта, мама моего отца, пила кофе. Она уже в строгом деловом костюме, несмотря на летнюю жару. Бабушка – главная в нашем доме. И там, где она работала, в крупном банке, тоже была главной. Главным бухгалтером.
Я торопливо рассказала ей свой сон. Но Берта слушала меня вполуха. Мыслями она была уже в банке, прокручивая в памяти цифры отчетов. Она видела манаты, рубли, доллары, евро, а вовсе не двенадцатилетнюю внучку Ханночку. Но бабушка умела быть другой – ласковой, мудрой, смешливой, учившей меня шить, кроить, гладить, хозяйничать в огороде. Берта могла быть настоящей любящей бабушкой. Она была мне даже ближе, чем мама. Но сейчас она досадливо от меня отмахнулась.
– Солнышко, мы потом с тобой поговорим о твоих снах, обо всем, что творится в твоей хорошенькой головке.
Ох, что творилось в моей хорошенькой головке с самого детства! Если бы она только знала! Достаточно сказать, что я, едва начав говорить, была вынуждена делать это легко и непринужденно сразу на нескольких языках.
Я из семьи персидских евреев. Сами себя мы называем джуури. Но наш разговорный и мой родной язык – татский, только обильно сдобренный ивритскими словами. Как в разговорном языке европейских евреев идише слышится немецкая речь, так и у нас слышится речь иранская. Потому что таты сейчас уже немногочисленный ираноязычный народ, обитающий в основном в Азербайджане, Дагестане и Иране.
Но помимо татского, я с детства знаю иврит. Наша семья чтит Тору и Талмуд, посещает синагогу, хоть и без фанатизма. Еще я рано заговорила на азербайджанском. Ведь родилась и в школу ходила в Губе. А в школе азербайджанский язык был обязательным предметом. Тоже самое с русским языком. Как его не знать, если большую часть своей жизни я провела в России?
С врожденными (или приобретенными?) лингвистическими способностями я без особенного труда выучила английский – язык международного общения знать необходимо. Легко мне дался
