и я – с отчаянием обреченного – решил положиться на крепость собственного организма. А если уж помирать, то, по крайней мере, поближе к дому.
Пошатываясь, я подошел к хулигану, вставил ногу в стремя, но внезапно он опять чего-то испугался, налетел на меня, и я снова оказался в грязной воде. Зажатые в руке поводья задергались, сильно и неистово, однако отпускать рыжего я не собирался. Разжать кулак значило подписать себе смертный приговор. Впрочем… часом раньше, часом позже?..
Черт, я же даже завещания не успел составить…
Хулиган прекратил дергать повод и протяжно заржал. Поднявшись, я обернулся, и свободная рука опустилась на гладкую рукоятку револьвера. Со стороны реки кто-то шел, ведя верховую и вьючную лошадей в поводу. Но что-то случилось с моими глазами, потому что все вокруг вдруг стало каким-то размытым. При дожде и так мало что можно нормально разглядеть, а тут вообще как будто мне кто-то пальцами ткнул в глаза. С чего бы это?.. А-а, кажется, началось… Действительно, быстро. Ну, дай Бог, недолго мучиться!..
Я прислонился спиной к мерину и захлопал глазами. Ко мне приближался какой-то невысокий парень, укутанный в дождевик.
– Проблемы? – донесся до меня заглушаемый дождем голос.
– Никаких! – ответил я и грохнулся в воду.
II
ЧТО БЫЛО ПОТОМ я узнал от своего неожиданного спасителя. Всю дорогу пока меня, с трудом погруженного на лошадь, везли к скалам, я был без сознания. Потом сквозь беспамятство я чувствовал горячую боль и вроде прикосновение раскаленного железа. Мне мерещился какой-то черт в преисподней, который тыркал в меня вынутыми из огня вилами. Мне хотелось двинуть ему кулаком прямо промеж рог, но у меня почему-то не действовали руки.
Очнувшись, я обнаружил, что, укрытый одеялом, лежу в пещере возле костра. Это было не мое одеяло. Трещал огонь, над которым висел небольшой котелок, пахло кофе… Я тупо осознавал, что мне хорошо и уютно, и что мне больше ничего не надо. Пока.
И то, что я до сих пор жив, я тоже осознал.
В дальнем углу пещеры, фыркая, Пожиратель Кактусов жевал кукурузу. Рядом с ним стояла лошадка незнакомца, которая, по сравнению с рыжим, выглядела почти игрушечной. Это была невысокая пегая кобылка, которая без сомнений родилась в прерии. Ее достаточно обычная для мустанга масть не представляла бы из себя ничего незаурядного, если бы не была столь… необычна. Ее голова, шея и грудь были черными, будто Бог, когда создавал эту лошадь, решил: «Пускай она будет вороной!» Потом что-то заставило его изменить планы, и Всевышний подумал: «Нет, лучше ей быть серой!» И он стал красить кобылку белым цветом. Он сделал белыми ее стройные ноги и туловище. Затем что-то снова повлияло на его решение или у него просто закончилась белая краска, и он вернулся к первоначальному мнению: «Все же быть тебе вороной!» Поэтому большое пятно вокруг хвоста и сам длинный хвост у лошади были черными. Ее живые большие глаза лукаво поблескивали
