вскоре поженились. После рождения разнополых двойняшек, супруги Сидоровы получили две комнаты в заводском семейном общежитии.
Два года назад Сидоров познакомился со мной. Начал оказывать мне безвозмездную помощь. Притащив диковинную штуку – заводскую дрель, просверлил бетонную стену в коридоре опорного пункта и помог установить информационный стенд «Их разыскивает милиция». Затем мы повесили в комнате приёма населения на окно шторы. Мы начали дружить семьями. Разумеется, я оформил Сидорова внештатным сотрудником милиции, вручив ему заветное красное удостоверение. Издали оно выглядело, как милицейское. Геннадий радовался красной «корочке», как ребёнок новой заводной игрушке, которая и пляшет и поёт. «Чего радуется… Кто подчиниться приказу человека в гражданской одежде, предъявившего пьяному гражданину пусть и красное удостоверение?..» Так я думал вначале. Но вскоре мне стали понятны и мотивации органов внутренних дел, и, соответственно, мотивы, подвигнувшие Сидорова желать службы в милиции. При проведении «пьяного рейда» на моём участке, у подъезда жилого дома мы обнаружили спящего на скамейке вдрызг пьяного человека. То ли не дошёл на автопилоте нескольких метров до родного порога, то ли выгнали из дома: о чём свидетельствовали найденные в кармане документы – паспорт и рабочий пропуск на завод «Серп и Молот», где работал Сидоров. Мне стало жалко пьяного работягу, я вознамерился было сообщить его семьё через первого входящего в подъезд человека. Но внештатник, у которого висела на плече моя рация, уже вызывал дежурного, называя адрес для приезда милицейского «воронка» из вытрезвителя.
– Зачем ты вызвал медвытрезвитель, Гена? Мужик работает на твоем заводе, возможно, в соседнем цехе!
Ответ Геннадия меня озадачил. С той поры между нами встала та самая невидимая река Рубикон, которую Юлий Цезарь, ещё не император, наступая на Рим, перешёл с тремя сотнями всадников; и перейдя реку подвёл черту – «рубикон», которую было нельзя пересечь обратно ни при каких обстоятельствах. Говоря милицейским языком, работнику милиции категорически запрещается совершать те или иные поступки, недостойные человека по моральным соображениям. Сидоров заявил мне тогда:
– Мы с тобой, Семён, претворяем в жизнь майский указ по борьбе с пьянством. План нужно выполнять не только тебе, участковому, но и мне, работнику завода, и по поводу того, что этот алкаш работает в соседнем цеху, скажу, что я даже рад, что он сегодня окажется в медвытрезвителе. Если он стоит в очереди на улучшение жилья, теперь его задвинут в самый конец, а моя – подвинется вперёд. Такой закон выживания мне ближе, жесткий, но телу ближе!
Я высказал своё мнение по поводу выполнения и майского указа, и милицейского плана, и его, Геннадия, «закона выживания»: что для меня такой закон неприемлем ни при каких обстоятельствах:
– Вот что… верни-ка мне, Сидоров, рацию. Впредь я буду сам принимать решение, доставлять ли человека в милицию или сопроводить
