style="font-size:15px;"> – Ой, Валь! – Лобаниха кинулась опешившей матери на шею и начала рыдать, пропитывая слезами блузку. – Что делать?
– Держись, Егоровна, – вставила Моргуниха, – надо крепиться.
– Эпидемия просто, – задумчиво сказала мать.
– Это заразно? – соседка отпрянула.
– Судя по всему – да. Медицине подобные случаи известны.
– Ой, что делается, – плакальщицы попятились.
– Нин, а с чего ты взяла, что Павел умер?
– Ну так как же? – Лобаниха посмотрела на Моргуниху. – Саша же сказал, он сам видел.
– Саша скоро к своему папе отправится, в соседнюю палату, – отрезала мать. – Павел здоров и прошу прекратить слухи распространять. А иначе… – сделала значительное лицо и показала пальцем в небо, – Виктор Владимирович сообщит куда следует.
– Всем хоботы посверну! – отец услышал сквозь отрытое окно непонятный разговор и на всякий случай напомнил о себе. – Возвращение коленвала!
– Мы пойдем? – испуганно спросила Лобаниха.
– Идите и подумайте над своим поведением, – мать чопорно поджала губы и захлопнула калитку.
Горбатого могила исправит
– Нам нужен горбатый, – Пашка вылез из крышки гроба.
– Зачем?
– Мамка же говорит, что горбатого только могила исправит. Так?
– Ну.
– А если просто в гробу полежать? Поможет?
– Я откуда знаю? – я пожал плечами. – И это не целый гроб, а только крышка.
– Все равно, надо проверить.
Я задумался. Горбатых в деревне не было, но любопытство уже засунуло когти в мой мозг.
– А если не горбатого?
– А кого?
– Заику можно.
– Кто у нас заика?
– Не знаю.
Мы молча смотрели друг на друга.
– А если дурачка?
– Это тебя что ли? – я рассмеялся.
– Красотьевича можно.
Красотьевич был погорельцем и жил вместе со свиньей Муськой в самодельной хижине на «старой» деревне.
– Красотьевич просто погорелец, а так не дурак.
– Точно?
– Точно. Он когда сторожем на ферме работал, то теленка украл. А когда ток сторожил, то зерно продавал.
– Не дурак, – согласно кивнул Пашка. – А если Васю Пепу?
Пепа был старше меня, ростом повыше, но по уму отставал даже от Пашки и его друзей. Единственной отрадой в его жизни были птичьи яйца. Он не мог пройти мимо гнезда. Ловко как обезьяна залезал на любое дерево и прямо там выпивал яйцо, посыпая солью и заедая черствым хлебом. Уж сколько его гоняли мужики, а все равно. Выйдет, оглянется, что нет никого и юрк на дерево! Только пустая скорлупа вниз сыпется.
– Идея, – я задумчиво потрепал брата по волосам, – но как его заманить?
– Яиц пообещаем.
– Где
