окно, а затем зажёг на веранде свет. Благодаря тёплому жёлтоватому освещению всё за пределами помещения вмиг потемнело в несколько раз, зато внутри стало по-деревенски уютно. Пока мы с Серёгой переглядывались, удивлённые столь немногословной реакцией Смольникова, тот взял с письменного стола очередную тетрадь, а затем, вернувшись к нам, небрежно кинул её на столик, сам же сел и начал постукивать по деревянной крышке стола пальцами, размышляя о чём-то.
– Как же страшно жить, господа, – наконец начал он, – осознавая, что малейшая случайность может тебя убить.
– Из этих случайностей и состоит вся наша жизнь, – в очередной раз успокоил его Серёга, – куда опаснее, проживая одному, подавиться бутербродом и задохнуться, нежели повстречать одного из представителей нелюдей, как мы их называем. Те случайности, о которых говорится в справочнике, вряд ли произойдут случайно, – улыбнулся он, – уж слишком бессмысленны. Да, есть исключения, такие как зеркало, глазки или раковина, но с ними куда проще бороться, нежели с результатами какого-нибудь обряда, который любят проводить посреди леса всякие интересные личности, упаковывая иконы с фотографиями различных людей в прозрачные банки. Я уверяю вас, что нечто серьёзное, по нашей части, разумеется, затронет лишь одного человека из десяти. Наткнуться на реальную опасность в нашем деле – очень большое везение. Так, например, подобных случаев, как с вашей книгой, при мне было всего два, а сколько писателей ежедневно публикуют свои работы, только вдумайтесь!
– Допустим, – с облегчением кивнул писатель. – Не скажу, что меня это совсем успокоило, ибо нож я теперь буду всегда носить при себе.
– Как там говорится: больше всего мы переживаем о тех вещах, что никогда не случатся, – поддержал его Серёга. – Вы нам лучше свой рассказ прочтите.
– Если быть честным, то о подобных инцидентах подло говорить с какой-то гордостью, тем более хвастаться тем, что ты являешься свидетелем тех событий, – говорил он, раскрывая тетрадь, – но рассказ я всё-таки написал.
Эта жутковатая история началась сразу после того, как по городу прокатилась волна смертей от загадочной болезни, которая до сих пор остаётся загадкой для местных врачей. Первым был знаменитый стихоплёт Самойлов, что пару лет назад громко заявил о себе на каком-то литературном конкурсе и получил статуэтку – золотую сову, которая на самом деле никакой золотой не являлась, и напечатал свой первый и единственный сборник «На скамье под фонарём». Поэт прибыл в поликлинику с жалобами на чрезвычайно сильную головную боль, головокружение, онемение пальцев рук и пониженную температуру. Мне неизвестны те методы лечения, которыми воспользовались врачи, да и несчастный Самойлов так и не успел поделиться со мною всеми тонкостями своей жизни в застенках мрачного здания поселковой поликлиники. Знаю только то, что поведал мне знакомый медбрат: в ночь своей кончины поэт истошно вопил бессвязные фразы, среди
