никогда не поднималась.
– Возвращайтесь в учительскую, я сейчас подойду.
Хлопнула дверь, протопали и затихли шаги послушной и исполнительной Тамары. Игорь поднялся еще на один пролет, внимательно глядя себе под ноги. На верхней площадке его охватило веселье, какое, наверное, охватывает собаку, которая наконец поняла, что от нее требуется, и сделала все правильно.
Толстая серая пыль была притоптана, и притоптана совсем недавно – следы были свежие, отчетливые и их было много.
Как она сказала? «Я до верха никогда не поднималась»? Кто же тогда поднимался?
По самому краю площадки, вытирая плечами пыльные стены, Игорь подобрался к двери и осторожно потянул. Эта дверь, как и нижняя, открылась легко, но сейчас он был к этому готов. Даже петли не скрипнули. Приблизительно он представлял, где именно сейчас окажется, и скромно порадовался за себя, увидев белый сортирный кафель на стенах и матовый шарик-лампочку под потолком. Он прошагал помещеньице насквозь и закрыл за собой дверь с надписью «Для девочек».
Это действительно был странный вечер, и странности начались задолго до выстрела, по случайности уложившего «бледную моль», одноклассницу огненной Тамары и знаменитого Потапова, Марусю Суркову.
Грехи наши тяжкие, жалостливо подумал про себя Никоненко. Ящик с записками под мышкой надоел ему ужасно, а теперь к ящику еще добавилась ароматная жестяная банка с окурками.
– Подождите меня, пожалуйста, – строго сказал он Тамаре, которая мялась на пороге учительской и вытаращила глаза при его эффектном появлении из двери «Для девочек».
Он сбежал по лестнице в вестибюль и нос к носу столкнулся с полковником.
– Что это у тебя?
– Сам еще не знаю, – ответил Никоненко, – может, пригодится, а может, и нет.
Полковник посмотрел на жестяную банку с окурками и сказал хмуро:
– Приехали «федералы». Так что давай, закругляйся по-быстрому.
Никоненко хотелось еще раз заглянуть в коридор-аппендикс, из которого был выход на черную лестницу. Почему-то Тамара, когда вела его, так и не зажгла в коридоре свет. Его очень интересовало, почему она его не зажгла. Свои драгоценные «вещественные доказательства» он решил на минуту пристроить под лавочкой, рассудив, что вряд ли конкуренты первым делом кинутся на фанерный ящик и вонючую самодельную пепельницу. Он наклонился, заталкивая ящик, и вдруг увидел под лавкой сумку. Коричневую нейлоновую сумку в неаппетитных пятнах. В таких сумках пенсионерки носят с рынка картошку или морковь, ни для чего более благородного они не предназначены. Сейчас из нее свешивались жухлые перья магазинного зеленого лука.
Забыл кто-то из выпускников, решил Никоненко. Кто-то, кто так и не вышел в министры и кому не подают к подъезду личный «Мерседес».
Игорь отщипнул луковое перо и пожевал. Жевать лук было противно.
Черт с ней, пусть будет еще и сумка. Ящик, консервная банка и сумка с луком, пропади оно все пропадом.
Еще
