вечер. Матрена внимательно слушала про то, как девушку охватила небывалая ярость, и про странные видения, и про запах бани, и про необычную легкость после выплеснутых эмоций. Позабыв о ступке, целительница с изумлением смотрела на девушку.
– А когда-нибудь еще ты испытывала приступ злости, который сменялся такой вот легкостью?
Ника скорее почувствовала, чем услышала еле уловимое напряжение в голосе старухи.
– Один! Нет, два раза! Но от этого никто не умирал!
Тут она запнулась. Ведь о судьбе Гоги она ничего не знала.
Девушка с неподдельной тревогой рассказала о далеком случае в санатории.
– Вы думаете, Гоги тоже угорел? – боясь услышать ответ, прошептала Ника.
– Сестры не выкают друг другу, – ласково сказала знахарка, пытаясь отвлечь ее от пугающих мыслей. – У сестер нет возраста.
– Расскажите, то есть расскажи, почему ты называешь меня сестрой.
– По-моему, ты еще не закончила свой рассказ!
– Как не закончила? Срок санаторной путевки истек, и мы вернулись домой.
– А как же второй случай?
– А-а-а! Ну, это было совсем недавно! – повеселела Ника. – На майские праздники. Нашему классу поручили выступить на школьном вечере, посвященном Дню Победы. В этом же году было сорок лет прорыву блокады Ленинграда, вот мы и делали постановку о Савичевой Тане. Ну, о той девочке, у которой на глазах умерла от голода вся семья.
Матрена кивнула.
– На главную роль взяли самую худенькую и маленькую в классе. Угадай кого?
– Неужто тебя?! – всплеснула руками Матрена.
– Угадала или наколдовала?! – засмеялась Ника. – Послушай, я тебе свою роль почитаю! – На берегу Невы… – начала она.
Целительница с интересом смотрела на вдруг посерьезневшую Нику. В этот момент она была там, в умирающем от голода Ленинграде, рядом с таким же хрупким подростком, как и сама. Рядом с Таней, которая писала сведенными от холода исхудалыми пальцами свой страшный дневник.
Матрена живо представляла, как после постановки Ника задумчиво брела по школьному коридору, все еще под впечатлением от пережитого, когда услышала брошенное в спину: «Ты зачем ела собак?!»
Ника обернулась и увидела хохочущего предводителя шайки старшеклассников.
– Каких собак? – опешила она.
– Ну как же. Все умерли, а ты осталась, значит, ты ела кошаков да барбосов!
– О чем говорить с дебилами? – она покрутила пальцем у виска.
– Ты, наверное, их жарила перед тем, как есть? – раздался новый взрыв хохота. – Так и быть, мы тебе добудем шашлычок из собачины!
– Ну ты, шеф, уморил! – вытирал слезы рыжий толстяк. – У меня аж слюнки потекли!
– А тебе все бы жрать! – пихнул его кулаком в живот «шеф».
На следующий день на большой перемене Ника вместе с подругами вышла понежиться в лучах весеннего солнышка. Девочки прогуливались среди начинающих
