его в часовне в шапке, неприятностей не миновать! – и осторожно накрыл гнездо полями. Птенцы тут же смолкли, для них наступила ночь. Дрожавшими руками Саймон осторожно раздвинул портьеры и выглянул наружу. Голоса доносились из прохода к алтарю. Их тон не изменился – его не заметили.
Внутри горело всего несколько факелов. Огромный потолок часовни почти полностью оставался в тени, и казалось, будто сияющие окна купола парят в ночном небе, дыры во тьме, сквозь которые виднелись небеса. Продолжая сжимать в руках гнездо с птенцами, Саймон стал бесшумно перемещаться к перилам хоров. Расположившись в тени, в углу, ближайшем к лестнице, уходившей вниз, к первому этажу часовни, он просунул лицо между резными стойками перил балюстрады, одна щека прижималась к сцене, изображавшей мученичество святого Таната, другая – к рождению святой Пелиппы с Острова.
– …И ты, с твоими Господом проклятыми жалобами! – бранился один голос. – Я от них невероятно устал. – Саймон не видел лица говорившего, тот стоял спиной к хорам и был в плаще с высоким воротником. Однако его собеседника, сидевшего напротив на церковной скамье, разглядел хорошо и сразу узнал.
– Когда люди слышат вещи, которые им не нравятся, они называют их «жалобами», брат, – сказал тот, кто сидел на скамейке, устало взмахнув левой рукой с тонкими пальцами. – Я предупреждаю тебя о священнике из любви к королевству. – Наступило короткое молчание. – И в память о привязанности, которую мы когда-то разделяли.
– Ты можешь говорить что угодно, все, что пожелаешь! – рявкнул первый мужчина, и его гнев был полон боли. – Однако трон принадлежит мне по закону и желанию нашего отца. И ни твои мысли, ни слова, ничего не изменят!
Джошуа Однорукий – Саймон часто слышал, что так называют младшего сына короля – неловко поднялся со скамьи. Его жемчужно-серую тунику и лосины украшали едва различимые красно-белые узоры; каштановые волосы были коротко подстрижены, открывая высокий лоб. Вместо правой руки из рукава выглядывал цилиндр из черной кожи.
– Я не хочу сидеть на троне из костей дракона, не сомневайся, Элиас. – Джошуа произнес эти слова совсем тихо, но они полетели в убежище Саймона, точно стрелы. – Я лишь предупреждаю тебя относительно священника Прайрата, человека с… нездоровыми интересами. Не позволяй ему здесь появляться. Он опасный человек – поверь мне, ведь я знаю его давно, еще со времен семинарии Усириса в Наббане. Монахи избегали его, как переносчика чумы. Однако ты продолжаешь прислушиваться к нему, словно он достоин доверия не меньше, чем герцог Изгримнур или старый сэр Флуирен. Глупец! Он разрушит наш дом. – Джошуа постарался успокоиться. – Я хочу лишь дать тебе совет, идущий от самого сердца. У меня нет никаких претензий на трон.
– Тогда покинь замок! – прорычал Элиас и повернулся спиной к брату, скрестив на груди руки. – Уйди и дай мне подготовиться к правлению, как и следует мужчине, – избавь от жалоб и интриг.
У старшего
