каноник, – Кафедрал через площадь, патер Юрген, я не сомневаюсь, на месте, и он, разумеется, не откажет вам в таинстве.
– Я…я не могу исповедаться у патера Юргена, – с запинкой выговорил адвокат.
– Позволено ли мне будет спросить, почему?
– Мы должны беречь патера Юргена.
Лицо Эспозито омрачилось, он быстро глянул на Самди и тот демонстративно отвернулся.
– Сколько вы уже не исповедовались?
– Две недели, – с облегчением произнес Краузе, – Я езжу для этого в Мюнхен и обращаюсь к иезуиту Томазо.
– Я знаю Томазо, – медленно проговорил Эспозито и допил свой кофе, – Идите в кафедрал, я подойду.
Он достал бумажник и заложил в счет купюру. Самди с ненавистью во взгляде провожал глазами стройную фигуру адвоката, который по какой-то причине не может нормально исповедаться. Ринальдо наклонился и протянул руку, взял его ладонь.
– Я скоро.
– У тебя выходной! – простонал Самди, – Патер Юрген его прекрасно исповедует!
– У инквизиции нет выходных, – сказал Эспозито.
– У Конгрегации, – желчно поправил барон.
– Пусть так, – согласился каноник, – Я скоро. Дождись меня, пожалуйста.
– Я буду внутри, – сказал Самди, – Я не стану сидеть на этой витрине в одиночестве.
– Ты барон Суббота, – весело прошептал Эспозито.
– Именно поэтому!
– Прошу тебя, не подслушивай.
– А ты мне все потом расскажешь? – язвительно спросил Самди.
– Разумеется, нет! Это же исповедь.
Упругим шагом свободного человека преподобный Эспозито вошел в кафедрал, а барон Суббота мягко ступил под арку бара, где все словно плавало в янтаре теплого цвета бурбона. Кроме него в неурочный час здесь никого не было. Он взгромоздился на высокий стул у стойки, заказал коктейль и одарил бармена таким тяжелым взглядом, что тот предпочел увеличить дистанцию с одиноким мальчишкой до максимума.
Самди задумчиво грыз соломинку. Происходящее ему не нравилось. В рассеянном свете бара, не имеющем четкого источника, ему сложно было укрыться в тенях. Не то чтобы его это беспокоило, но и благодушия не добавляло. Больше всего его раздражало то, что у него отобрали игрушку. Кто же так, он, барон Суббота, самое могущественное существо в городе, а то и в регионе, должен ждать, пока исповедуется какой-то человечек?! Тем не менее, почему-то он сидит и ждет, а не встает и не уходит. Его раздражала дерзость этого человека, поступок Эспозито, и сам он себя раздражал, но почему-то не уходил.
Через полчаса Самди плюнул и заказал виски. О чем может рассказывать на исповеди человек, который исповедовался две недели назад? О каких таких грехах? Да если даже он убил всех своих соседей, это одна фраза! Ну максимум две-три. Но не час же излияний! С ума можно сойти в темной исповедальне, выслушивая об обыденных грехах.
Эспозито
