style="font-size:15px;"> – Не за что извиняться. Не переживай, моя дорогая, школа не так страшна, как, например, свадьба собственной дочери, когда понимаешь, что теперь ты ее отпускаешь НАВСЕГДА, как белокрылую голубку из стальных оков. – Бабушка подошла к Марии. – Никогда не забуду, как я три или четыре дня подряд рыдала, укутавшись в подушку и закрывшись с ног до головы теплым одеялом, чтобы твой папа не видел моих «стыдливых» горьких слез. Мне бы так горестно, когда ты не возвращалась после репетиций, после занятий в институте, после десяти часов вчера. Я сидела, как дура у окна и ждала, когда же моя дочь воротиться домой, обнимет, поцелует, поговорит, поделиться секретом, рассмешит, успокоит, подарит счастье ранимой материнской душе, в которой загорит как и прежде огонек любви, согревающий холодными одинокими вечерами. Но ты не приходила…
– Прости меня за то, что не часто захожу в гости. И редко звоню. Я была такой эгоисткой, пока сама не осознала, что такое отпускать свое дитя, – дрожащим голосом сказала Мария и тихо зарыдала на ее плече, чтобы не беспокоить мужчин, которые громко обсуждали вчерашний футбольный матч в соседней комнате, перекрикивая включенный телевизор.
– Шшш. Не говори глупостей. Ты никогда не была эгоисткой. Ты хорошая дочь и самая лучшая мать. Но не забывай звонить, чтобы мой огонек любви горел, а не потухал от холодного ветра безмолвия.
Бабушка гладить ее шелковистые волосы и мгновенно улетела в прошлое, когда она была еще молодой и красивой женщиной, обрамленной семейной суматохой и заботами. Когда она была для дочери – единственным лучшим другом. Они были неразлучны и делились друг с другом самым сокровенным и потаенным. Когда она была для дочери – единственной опорой, помогающая ей справиться с любыми невзгодами и ненастьями.
– Мария. Мама. Что случилось? Почему вы плачете? – взволнованно спросил Константин, увидел рыдающую жену на плече матери, когда зашел на кухню.
– Ничего.
– Как это ничего! А почему ты тогда плачешь? Что-то болит?
– Душа, – ответила она.
– Константин, не переживай, пожалуйста. Это слезы радости гордых и счастливых женщин, – ответила бабушка. – Бери то, зачем пришел и иди в комнату, через минутку мы подойдет.
– Ну, вы даете. Такой прекрасный день нынче, а вы плачете. Никогда мне не понять женщин, – пробубнил он, взяв в руки газету, лежащую на кухонном гарнитуре.
– Не тебе одному, милый – подметила Мария.
– Точно все в порядке?
– Ну, конечно. Все просто чудесно!
– Честно говоря, вы меня напугали, – сказал он и ушел в другую комнату.
– Все-таки он у тебя славный. Тебе лучше?
– Да. Намного лучше. Уже месяц хотела с кем-нибудь поговорить об этом. Спасибо, что выслушала. Как камень с души.
– Не за что. Давай умоемся и пойдем к нашим мужчинам.
Напуганная Виктория с не менее взволнованным Домовым выбежали на улицу и побежали к яблоням. Забравшись на верхушку
