комсомолец, веришь, что можно накликать беду?
– Не до комсомола мне теперь, пропади он пропадом, – и такая горечь слышалась в словах молодого человека, что никто не одернул его за аполитичное высказывание.
Возбужденные возгласы, несущиеся со всех сторон, начали утихать, но тут Фируза, стоявшая все время с заложенными за спину руками, неожиданно заголосила:
– От нее, от Тани вашей все беды нашему селу! Она порчу навела, больше некому! И мать ее такая же была – забыли? Шлюха и убийца!
Оттолкнув Анвара и пытавшуюся схватить ее за подол платья Гюльнару, Таня выскочила на крыльцо.
– Прекратите немедленно! – крикнула она Фирузе – И больше никогда – слышите? – не смейте…
Зашуршали колеса, и возле дома остановился автомобиль директора совхоза. Из него выскочили Рустэм, Сергей, Халида и молоденький милиционер Назим.
– В чем дело? – сурово оглядев толпившихся людей, спросил Гаджиев-старший. – Почему не на работе? Юсуф, ты сейчас повезешь жену в Тбилиси в больницу – я уже звонил, договорился. А остальные – по рабочим местам.
Недобро оглядываясь на Таню, люди начали расходиться, и тут пронзительный вопль вновь нарушил установившееся было спокойствие.
– Не-е-т!
Выдернув из-за спины руку, сжимавшую острый камень, Фируза размахнулась и метнула его в сторону Тани. Глухой удар, короткий стон – никто даже не понял, что случилось. Анвар подхватил обмякшее тело жены, отчаянно закричал:
– Таня!
Равнодушный взгляд Тани был устремлен ввысь, по щеке от виска стекала тонкая струйка крови. Она уже не могла слышать горького плача Халиды, почувствовать, как дрожащие руки отца гладят лицо, стирая кровь.
– Таня, доченька! Доченька, родная моя, как же это? Что же это?
Поздно вечером приехавшие из районного центра следователь и два милиционера увезли Фирузу в тюрьму. Тело Тани на экспертизу забирать не стали – в этом не было необходимости, потому что многочисленные свидетельские показания позволили до мелочей восстановить картину преступления. Она лежала на столе в доме Аслана и Зары Гаджиевых, и руки ее были сложены на груди по русскому обычаю. На тумбочке у стены горела свеча, а рядом с ней стояло глубокое блюдо, полное хинкали.
Сергей, осунувшийся и за один день, казалось, постаревший лет на десять лет, стоял рядом, вглядываясь в неподвижное лицо дочери. Губы его беззвучно шевелились, неслышно шепча:
– Вот как получилось, доченька, вот ведь как оно получилось.
В соседней комнате Анвар лежал на кровати, и лицо его было белым, как бумага, глаза широко открыты. Приезжавший врач недавно ввел ему лекарство, но оно почти не подействовало. Перед глазами стоял туман, мелькало лицо Тани, с губ срывались бессвязные фразы. Заплаканная Гюля сидела рядом с братом, время от времени прижимая к губам его руку.
– Брат, – всхлипывала она, – не надо, прошу тебя!
В соседней комнате слышались приглушенные голоса невесток и
