двенадцати! Ее сейчас из пушки не разбудишь – она приняла свое снотворное, на кухне пустой тюбик валяется. Иди ко мне, Златушка, прямо сейчас, я не хочу тебя отпускать ни на минуту, я так соскучился! Иди, чего ты, Сережки ведь дома нет.
– Ах, Петя! – и полный самозабвенного блаженства стон за стеной ясно показал, что женщина поддалась на уговоры мужа.
Совершенно очевидно, что возвращение младшего брата осталось ими незамеченным, а активно поскрипывавший теперь диван стоял вплотную к фанерной перегородке. Растерявшийся Сергей чувствовал себя крайне неловко, но что ему оставалось делать?
«Придется заткнуть уши и затаиться, как мышь в норе. Раз уж я такой дурак, что решил прятаться под одеялом, то теперь мне под ним и сидеть, потому что выхода нет. Даже если я потихоньку выберусь из комнаты, то мимо кабинета не проскользнешь – ведь эти олухи оставили дверь распахнутой, потому что Ада после снотворного спит, как сурок. Ладно, если что, то в крайнем случае, нырну под кровать, чтобы не смущать Злату. Но Петька-то, Петька-то – хорош, ничего не скажешь! Ведет себя, как мальчишка, и это в его-то возрасте!»
Тут Сергей едва не расхохотался, поймав себя на том, что лежит тут и брюзжит, как старый ханжа. Он сунул голову под подушку, чтобы поплотней закрыть уши, а потом с нежной завистью подумал:
«Везет же людям – до старости так любить друг друга и так тосковать в разлуке. Наверное, это и есть настоящее счастье, которое не всем дано. Хотя я, наверное, неправ – разве они старые? Им еще нет и пятидесяти, на Петьку все его аспирантки заглядываются, а она и теперь еще необычайно красива – наша Златушка! И она так любит, чтобы вокруг все тоже было чисто и красиво!
…Когда Петр впервые привез ее в наш дом, мы с Адой еще были в эвакуации. Златушка немедленно принялась за уборку – торопилась привести дом в порядок к нашему возвращению. Она не знала точно, когда мы вернемся, но ждала нас, хотя никогда прежде не видела. Помню, мы с Адой по приезде вошли в прихожую, и сестра испугалась – она не узнала нашу квартиру, подумала, что в наше отсутствие к нам вселился кто-то посторонний. Потому что у нас никогда прежде не было такой чистоты и такого блеска. Потом к нам выбежали Петя и Злата. Кажется, я не сразу узнал Петю – на нем была военная форма, а я прежде никогда не видел его в форме. И потом, мне ведь было только семь, когда началась война, и мы не виделись четыре года. Он мне показался таким большим и широкоплечим – обнял всех разом, сгреб в кучу.
«Сережка, Адонька, это моя жена Злата. Златушка, знакомься, это мои самые-самые родные».
Ада со Златой начали целоваться и плакать, а я все смотрел на Злату и даже рот раскрыл – никогда не видел таких ослепительных красавиц. Потом из кухни вдруг запахло борщом, а я был голоден с дороги, и у меня разболелся бок. Злата вдруг посмотрела на меня и сказала: «Скорее мойте руки, я даю вам обед».
…Мне в тот год уже исполнилось одиннадцать, и я начал стесняться, когда Ада провожала меня в школу или брала на улице за руку. А вот рядом со Златой, помню, никакого стеснения
