сестричку, о нет… Она не любила, когда родственников становилось слишком много.
Еще меньше семейные торжества любил Джафар. И лишь уважение к семье жены, вернее, к отцу жены заставляло его посещать «шумные сборища твоих несносных родственников».
– Я бы не вынес этого вечера, если бы не одна прелестная ханым, – тихо проговорил Джафар.
– О Аллах! И кто же она?
– Ты, – с полуулыбкой пояснил он. – Я любовался тобой в этом ослепительном платье и представлял, что у тебя под ним. Весь обед я только и мечтал, как сниму с тебя и хиджаб, и… все остальное.
– И что же остальное, о мой повелитель? – кокетливо промурлыкала Зульфия, и сердце Джафара лихорадочно забилось. Мысль о том, что еще немного, и он сможет наконец ответить на ее игривый вопрос, не давала покоя, а чресла словно сковало свинцом. Такая сдержанная, невозмутимая, точно затворница, а он только и мечтает о том, как доведет ее до исступления.
И она снова вопьется ногтями в его спину и застонет, и закричит в миг наслаждения…
Джафар, не говоря ни слова, поднялся и потащил ее в тень дикой яблони. Руки властно обвили ее талию.
– Джафар, здесь нельзя, – протестующе выдохнула Зульфия.
– А где же можно?
И, не дав ей ответить, закрыл рот поцелуем. Их языки соприкоснулись и сплелись в извечном танце желания. Зульфия подавила стон, чувствуя, как набухают и наливаются ее груди. Из последних сил она уперлась ладонями в плечи Джафара.
– Думаю, разумней будет продолжить нашу беседу в тишине опочивальни…
Джафар, чуть отстранившись, расплылся в медленной заговорщической улыбке, и в свете фонаря она успела разглядеть в его глазах неприкрытое вожделение. Жар поднялся в ней, воспламеняя соски, возбуждая тупую боль внизу живота.
Они, не сговариваясь, молча направились к лестнице. Она едва удерживалась, чтобы не коснуться мужа. Предвкушение – нетерпеливое, жадное – не давало покоя. Кровь, казалось, сгустилась в венах. Когда они окажутся в комнате, Джафар возьмет ее…
Зульфия прикусила губу при мысли о том, что эта твердая безжалостная плоть вонзится в нее.
В опочивальне царил полумрак, смягченный лишь неясным лунным свечением. Джафар, не потрудившись зажечь лампу, прижал Зульфию спиной к двери. Его жгучий поцелуй едва не лишил ее рассудка. Руки накрыли вздымающиеся под шелковым кафтаном полушария грудей.
– Я весь вечер умирал от желания сделать это, – пробормотал он ей в губы.
– Только это? И ничего больше? – вызывающе бросила она, забыв о приличиях.
– Нет, Аллах милосердный, конечно же, нет! Сними с себя все до последнего! – приказал он.
– Расстегни сначала кафтан, – приказала она, стараясь умерить дрожь.
Джафар проворно выполнил просьбу, и через несколько секунд его тяжелое бархатное одеяние с тихим шелестом упало на пол. Он отступил и впился глазами
