зовут, девушка подошла и вскрикнула, когда фельдфебель ухватил её за груди. В следующее мгновенье она залепила охальнику звонкую затрещину, да так, что тот отшатнулся, но рук не убрал. Девушка ещё раз замахнулась. На стремительно приближающейся к её глазам побагровевшей физиономии появилась ухмылка, и это всё, что она успела увидеть, перед тем, как рухнула на траву. Заметив, что дочка лежит под забором, а немец рвёт на ней одежду, Серафима схватила висевший у двери рубель и с криками: «Рятуйте! Убивают!» побежала защищать ребёнка. К ней присоединились соседки, вооружившись кто чем горазд.
Когда Савелий Силантьевич вместе с переводчиком подошли к дому, всё уже закончилось. Фельдфебель валялся с разбитой, как скорлупа яйца, головой, Серафима обнимала ревущую дочь, а женщины причитали. Переводчик шагнул вперёд и резко отпрянул назад, упершись спиной в дуло револьвера, после чего позволил Савелию себя разоружить.
– Зря вы так, – бормотал переводчик, – напоили бы свинью эту самогоном, как везде, а я б повёз дальше. Что теперь делать будете? Повесят вас всех.
– Ты за себя думай, – поправил его Савелий, – не было вас здесь и все дела.
– Да я ваша единственная надежда, почитай, что привезли. В бричке лежит.
– Заткни пасть, мразь! Куда после нас ехать собирались?
– В Понтюховку. Дед, ты чего? Не бери греха на душу, я пригожусь. А хочешь, денег дам? У меня много. Только не убивайте, – заскулил переводчик.
«Не при бабах же», – подумал Савелий, а вслух произнёс:
– Варвара, не стой столбом, живо мешок да вожжи старые неси. Бабоньки! Ёпт! Чего стоим? Помогайте Варьке. А ты, – ловко пнув под коленку, от чего переводчик оказался на четвереньках, – если помереть не хочешь, руки за спину.
Как только женщины разбежались, Силантьевич от души вмазал рукоятью револьвера по макушке переводчика. Вскоре и Варвара с мешком поспела. Бабы вновь заголосили, но после звериного рыка смолкли. Связав и положив толмача рядом с убитым немцем, Савелий полез в бричку. Помимо автомата с дисковым магазином, который он видел один раз в жизни, мешка с харчами и самогонкой; в бричке лежал планшет, из которого был извлечён указ, напечатанный на русском и немецком языках.
«1. Кто укроет у себя красноармейца или партизана, или снабдит его продуктами, или чем-либо поможет (сообщив ему, например, какие-нибудь сведения), тот карается смертной казнью через повешение…
2. В случае если будет произведено нападение, взрыв или иное повреждение каких-нибудь сооружений германских войск, как-то: полотна железной дороги, проводов и т. д., то виновные, начиная с 16 сентября 1941 года, в назидание другим будут повешены на месте преступления. В случае если же виновных не удастся немедленно обнаружить, то из населения будут взяты заложники. Заложников этих повесят, если в течение 24 часов не удастся захватить виновных, заподозренных в совершении злодеяния».
«Так
