мы – не рабы вещей, а их творцы и хозяева
Тома: но не только в силу того, что превращаем материальное в вещное, а за счет способности обмыслить, облечь и сами вещи и их порождение и даже само обмысливание обмысливанием. Это вторичное обмысливание обмысливания и есть рефлексия
Эд: рефлексия мышления, постольку поскольку рефлексия действия есть обмысливание овеществления
Тома: рефлексия – это то, без чего то, что было – не было.
Рене: а также нет в prasens и не будет в futurum
Эд: а также не может быть в infinitiv
Тома: и потому невозможна рефлексия plusquamperfektа как забытого, ненастоящего прошлого, imperfektа как тянущегося и непрерывного, а по тому ненастоящего настоящего и plusquamfuturumа как не принадлежащего нам ненастоящего будущего. Это все – ненастоящие времена.
Эд: мышление и размышление, следовательно, не только возможны, но и необходимы и человек вынужден существовать и, существуя, вынужден размышлять, иначе мир рухнет или перестанет существовать, окажется в состоянии простого бытования, даже вещно не принадлежа никому и не вещая о себе. Мир станет ненужным.
Тома: но ты хотел подвести нас к думанию и соображению.
Рене: моя старая шутка: «он думал, что он мыслил»
Эд: думание и относится и не относится к мышлению
Рене: как так?
Тома: думание – потаенное мышление. Как наша душа – потаенная монада общего Духа, так наши думы – монады мышления, укромные крупицы его в нас самих. Когда мы думаем, мы воспроизводим в себе уникализированные, поименованные нами и присвоенные нами мыслительные и мыслимые возможности безымянного и безмятежного мира идей. В этом смысле думание и принадлежит мышлению и не принадлежит ему, укрытое в нашей материальной плоти. Это, если такое возможно сказать, воплощенное мышление. Каждый думает по-своему, но все мыслят одинаково.
Эд: мы думаем омиусианно, единоподобно, а мыслим – омоусианно, единосущностно.
Рене: и поэтому, Тома, ты так нужен со своими жесткими категориями, принципами, догматами и всей своей аксиоматикой. Ты призываешь нас и заставляешь быть единосущными, а, следовательно, признаешь за всеми нами право и природу Божьих сынов.
Эд: но есть и другая интерпретация того, что думание и принадлежит, и не принадлежит мышлению. Оно, думание, в равной мере принадлежит еще и суждению, ведь думание логизировано, а мы договорились, что рассуждение есть логическое построение.
Рене: а потому мы часто говорим друг другу: думай и соображай! Ведь соображение – это сопоставление собственной, потаенной онтологии, образного строя, с чужим, чужими, иными, общими образами и онтологиями. Говоря «думай и соображай!», мы призываем себя и других проводить и логическую и онтологическую работу
Тома: но не параллельно! Только
