лице хмурились хвойные брови. – Он из Канады. А это Робби, – представила Бекка пассажира, головной убор которому заменяла копна длинных рыжих волос – спутавшаяся обмотка соленоида, не иначе. – Не волнуйся, если не будешь понимать его первое время, мы и сами не понимаем половины того, что он говорит: Робби – шотландец.
Робби что-то протестно заверещал с невообразимым фыркающе-шипящим акцентом – треск старого радиоприемника, который никак не может настроиться на нужную волну. Бекка добродушно рассмеялась:
– Я же говорю!
– Приятно познакомиться, – сказал я парням.
Оба были в водонепроницаемых штормовках и резиновых сапогах с комьями налипшей грязи, – почва была влажной, шли долгие дожди или снег сошел не так давно? Транспортное средство, в котором они находились, больше всего напоминало гольф-машину: открытая двухместная кабинка с крышей, плюс небольшой кузов. Только надпись на бортах 4х4, воинственный окрас и большие колеса с претензией на повышенную проходимость выдавали в автомобиле зверя другой породы. В России таких я не видел, вероятно, это ответ их фермеров нашему мотоциклу с коляской.
– Эти двое здесь уже неделю, – сказала Бекка, когда мы уселись обратно в пикап, – а завтра приедут девочки: Сьюзан и Хезер, они из Канады и обе уже работали у нас, Сьюзан прошлым летом, а Хезер два года тому назад.
– Должно быть, они хорошо провели здесь время, раз решили вернуться?
– О, да! Прошлым летом Хезер была вожатой в другом лагере, и на этот раз ей было из чего выбирать. Она, конечно же, выбрала «Склон Кэсинга»!
Мы припарковались перед опущенными ставнями гаражных ворот, подошли к особняку, около которого стояли еще два японских внедорожника, совсем новых. На машинах они не экономят, – подумал я, – наверное, это к лучшему, что у них водятся деньги. Взобравшись на террасу, увешанную цветущими горшками, я осмотрел дом. Стены были обшиты гладкими дощечками, уложенными внахлест, однотонно выкрашенными в светло-серый. Бекка потянула за дверь, и та, звякнув колокольчиком, отворилась.
Гостиная была просторна, но в обстановке по-прежнему чувствовался достаток. В середине зала стоял кожаный диван с уложенными на краях подушками, к дивану пододвинут деревянный стол с бронзовой статуэткой оленя и желтой вазой, в которой покоился букет засохших цветов. На придиванном столике сбоку водружалась массивная белая лампа. Вдоль стен были расставлены кресла с бордовой обивкой. Справа уходила вверх маршевая лестница с лакированными перилами. На окнах висели тюль и узкие полоски ламбрекенов вместо штор. Но внутри все равно было довольно сумрачно. Гостиная вообще имела вид необжитой, музейный, как будто здесь нечасто появлялись люди. Вот и сейчас никого не было.
Мы проследовали на кухню и там застали мистера и миссис Кларк – Джона и Марту. Марта невысокого роста, дебелая, с короткой мальчишеской прической. Джон – директор
