дальше. Долго присматривался, и вдруг расцвёл в улыбке. Через минуту, прищурив глаза, он вздрагивал от смеха.
– Нет-нет, мастер Грэм, вы не сходите с ума, – он учтиво поклонился, как бы извиняясь, – но и нормальным никогда не были… Н-да, впредь надо быть осторожней…
Если суждено лишиться рассудка, то можно хотя бы получить удовольствие. Не каждый день выпадает случай поговорить со сказочным персонажем без посредничества врачей.
– Значит, по-твоему, я ненормальный.
– Не совсем. Вы – особенный, – вороний глаз посерьёзнел. – Извольте потерпеть с объяснениями. Суть появления в доме нужно постигать постепенно. Иначе, беспокойства могут оправдаться, а я бы этого не хотел.
– Суть в том, что я ехал к другу и заблудился. До сих пор не пойму, как это произошло. Впрочем, это уже не важно…
– Важно! – громко каркнул ворон, многозначительно подняв крыло. – Прошу описать, как всё было.
Торопиться некуда. Слово за словом, я завладел вниманием ворона, думая, что ещё вчера не поверил бы в собеседование с птицей, предпочтя отдаться на милость революционного трибунала. Как бы ни было, закончив историю побега, под мелодию голодного желудка я ждал вердикта.
– Бурррх! Прошлый раз вы тоже, кажется, сбегали от революции. Не думал, что революция так долго живёт.
– Прости, как тебя называть?
– Вы назвали – Доктором, хотя, по-моему, повесили на мою шею обязанность.
– Прекрасно! Хоть Профессор! Только я – не мастер Грэм! Меня зовут…
– Стоп, стоп, стоп! И знать не хочу! Никакое имя не достойно быть вашим, потому что вы – Бурхард Грэм, великий мастер, – дворецкий недовольно отвернулся.
Оказывается, это имя, а я думал – он так чихает.
– Меня зовут – Францтролль Глюк.
– Да вы что? – Доктор глянул с сочувствием, подвинулся ближе, по-дружески ущипнул за плечо. – Родители вас любили?
Я кивнул, возможно, слишком резко – в голове что-то стрельнуло, заболело. Он по-отцовски прочёл обезболивающее, боль ушла.
– Забудем о пустяках – скоро одним Франц… Франц… Францем станет меньше. Не волнуйтесь, скоро избавитесь от глупого прозвища.
От усталости слипались глаза, спорить не было сил. Каменные стены превратили мокрый сюртук в орудие пыток. Окоченевшие руки в поисках тепла лезли в карманы – и там сырость. Пальцы нащупали что-то твердое…
– Как же я про тебя забыл, – в ладони весело постукивало огниво, – нужно высушить.
Умолкший ворон внимательно следил.
Зная любовь птиц к мелким безделушкам, вернул огниво в карман. Не хватало трута, и я спасён. Ринулся из пустого холла в прихожую, наткнулся на закрытую дверь. В груди будто ниточка оборвалась, на которой висела злость, не помню, чтобы так злился. Руки, ноги, даже голова изливала ярость на неприступный тис, никакие шторма истории
