Ароно… Марик, вы меня извините, я не хочу показаться неблагодарным… Честное слово… Но, знаете, я, наверное, не смогу…
– Слушай, только не начинай опять, ладно, очень тебя прошу… – измученно поморщился Циммершлюз – Я же обещал – силой тебя никто держать не станет, а пожить пару дней, прийти в себя… Это что, так трудно, я не понимаю?
– Но вам – то это зачем нужно? – с искренним недоумением воскликнул Никита, и вдруг, резко отпрянул к стене, чувствуя, как лоб его за долю секунды покрылся росой ужаса – горячими и липкими бусинами пота.
– Там кто – то есть… – сглотнув слюну, хрипло прошептал он.
Откуда – то сверху, словно прямо со звездного неба, стали доноситься громкие голоса.
Марик сокрушенно вздохнул.
– Знаешь, Никита, ты бы все-таки поменьше нюхал. Серьезно, не твое это… Тебе сейчас полстакана виски не помешает. Под икорочку. Заодно и с соседями познакомишься… Только сначала давай с комнатой определимся, ладно?
– С какой комнатой? – не понял вконец оторопевший Никита.
– С твоей, с какой же еще… – терпеливо ответил Марик – Понимаешь, их у меня восемь, а заняты только четыре, так что есть возможность выбрать. Правда, если честно, большой разницы нет, они все одинаковые… Но зато окна в разные стороны выходят! Ты – парень творческий, ночной, закатом любоваться хочешь?…
Комната на самом деле была не комнатой, а роскошной четырехкомнатной квартирой с огромной гостиной, немного напоминавшей президентский люкс, который певец Баклан занимал в лондонском «Сент Джеймсе». Только не было батарей пустых бутылок по углам, беспорядочно разбросанного повсюду женского белья, забитых окурками пепельниц и наспех замытого рвотного пятна на шторе. Наоборот – чистота была неестественной. Абсолютной.
Сбрасывая куртку, Никита нащупал в кармане подаренный пакетик, но вдруг на удивление ясно понял, что хочется ему не кокаина, а именно стакан виски. И еще больше – икры. Вполне возможно, загадочный Циммершлюз, как многие жулики и маньяки, был, кроме всего прочего, немного гипнотизером.
Уже готовясь выйти в коридор, Никита щелкнул выключателем у двери и вдруг замер. Затем, все еще не веря своим глазам, медленно подошел к огромному, во всю стену гостиной, окну.
Это было потрясающе. Это было чудом. Высота рождала ощущение, которое наступает в заходящем на посадку самолете, и Москва внизу, сверкающая, бесконечная, фантастическая, была красивее всего на свете. На нее можно было смотреть бесконечно, как на огонь костра, только она была еще живей и величественней.
«Как же хорошо, что я здесь – вдруг подумал Никита, четко осознавая, что это чувство – не глюк и не фантом кокаинового отходняка, а что-то совсем иное, огромное, настоящее и пронзительное, как музыка – Нет, в самом деле… Даже если это все ловушка (а так оно, наверняка, и есть), даже если это моя последняя ночь на земле, то как же хорошо, что я здесь… Я же так и мог умереть, ненавидя этот свирепый пыльный город. Я знал, что он – самый дорогой,
