форм, Ромни меж тем воспроизводил меня во всех позах, характерных для героинь античности.
Лорд Гринвилл проводил целые часы в созерцании этих его полотен.
В продолжение месяца или двух его любовь не проявлялась иначе как в этом обожании копий да аплодисментах, которыми он приветствовал оригинал, когда мне случалось изобразить какое-нибудь историческое лицо или продекламировать что-нибудь из Шекспира.
Однажды вечером, когда я прочитала монолог Джульетты в то мгновение, когда она собирается выпить снотворное, он приблизился ко мне и, пользуясь тем, что никто не мог его ни увидеть, ни услышать, проговорил:
– Эмма, вы должны стать моей, иначе я сойду с ума.
Я повернулась к нему со смехом.
– Честное слово, я говорю серьезно.
– Слово джентльмена?
– Слово джентльмена!
– Что ж, приходите, когда я буду одна, – отвечала я. – Тогда и поговорим.
– А в какой час я должен прийти, чтобы застать вас одну?
– Это меня не касается. Вы должны проследить, когда Ромни уйдет, и воспользоваться этим.
– Отлично, – сказал он, – большего я и не прошу.
Через два дня, не успел Ромни куда-то отлучиться, как я вновь увидела перед собой лорда Гринвилла.
– Вот я, – произнес он взволнованным голосом, бросаясь к моим ногам.
– Встаньте, милорд, – молвила я. – Нам с вами надо поговорить о серьезных вещах, это лучше делать не стоя на коленях, а сидя рядом. Присядьте же, и давайте побеседуем.
Лорд Гринвилл посмотрел на меня с удивлением:
– Однако, мисс Эмма, я рассчитывал на более теплый прием с вашей стороны.
– Почему я должна была принять вас иначе? – возразила я. – Я люблю Ромни, а не вас; по крайней мере, я не питаю к вам любви в том смысле, который вам бы хотелось придать этому слову.
– И вы никогда не полюбите меня?
– Я этого не сказала, милорд. Любовь состоит из двух стихий, или, точнее говоря, существуют два рода любви. Первый – это когда довольно одного взгляда, чтобы страсть мгновенно овладела всем существом женщины, когда пожар чувств разом вспыхивает от искры симпатии. Второй – когда любовный эликсир проникает в женское сердце медленно, капля по капле, как следствие нежного согласия душ и добрых поступков. Как я ни молода, милорд, мне уже знакомы две эти разновидности любви, и уверяю вас: тому, кто был любим таким образом, какой я назвала вторым, не приходилось сетовать на свою участь. Если бы мне было суждено полюбить вас страстно с первой минуты, это бы уже случилось и я бы не скрыла этого ни от вас, ни от Ромни, которого я бы тотчас покинула ради вас, ведь когда желание влечет женщину к другому мужчине, это уже неверность. Но вы молоды, красивы, богаты, знатны, следовательно, я бы могла вас полюбить – не так, как сэра Гарри Фезерсона, но так, как любила сэра Джона и теперь люблю Ромни.
– Ну да, – заметил сэр Чарлз Гринвилл, – как говорит пословица,
