этого не полюбить цирк?
Вообще, как оказывалось, в заведениях культуры я часто приходил в восторг совсем не от того, от чего следовало. Например, на «Коньке-Горбунке» в Кировском, восседая с дедушкой в «царской ложе», я все представление с гордым видом посматривал на людей, сидящих в других местах. Было у меня полное ощущение того, что являюсь я наследником царской короны Российской империи, а они – моими слугами и подданными. Дед осаживал меня, переводя внимание на сцену, но помогало это ненадолго, и я снова продолжал взирать на театральную публику взглядом царевича.
На «Лебедином озере» я не мог не восхищаться дамой средних лет, виртуозно владеющей веером. Сидела эта дама совсем недалеко от нас в ложе бельэтажа. Была она вся в белом и на руках у нее были белоснежные перчатки. Мастерски пользовалась она своим веером, да и в придачу к этому был у нее маленький изящный бинокль на особом стерженьке. У деда тоже был театральный бинокль, но сегодня он его не взял за ненадобностью. Пришла как будто эта дама в театр из другого времени. Сознаюсь, что веер ее, к большому неудовольствию деда, прочно завладел моим детским вниманием и на равных конкурировал с происходящим на сцене. Она так разительно отличалась от других женщин из обычной жизни, что смотрел я на нее во все глаза и с открытым ртом. Да и не я один. А дед лишь фыркал и покачивал головой в недоумении, видя, что опять я не смотрю на сцену. Даму же с веером одаривал он слегка презрительным и холодным взглядом.
– Манерная особа, да и со вкусом проблемы.
А я и не удивился совсем даже этому его мнению. Все у него совсем по-другому, если что-то мне нравится и привлекает внимание, то уж точно дед начнет фыркать и морщиться. Более того, этим же вечером правило это подтвердилось при самых комичных обстоятельствах. Находясь под ярким впечатлением от дамы в белом, я не очень умело наделал из бумаги около десяти штук вееров и, интуитивно понимая невозможность получить слова одобрения от деда, с восторгом и кажущимся мне изяществом демонстрировал их в действии бабушке. Мы смеялись и дурачились. Также выпросил я у бабушки и дедов военный бинокль, который был мощнее театрального. Махал я веером то на себя, то на бабушку и смотрел на нее в бинокль. Веселились и радовались мы от всей души.
Вдруг дверь в комнату нашу отворилась, и на пороге появился «его величество» дед собственной персоной. Быстро оценив содержание наших занятий, одарил он нас с бабушкой таким недоуменным и суровым взглядом, каким, вероятно, степной орел мог бы наградить своих непутевых птенцов, внезапно заявивших ему о переходе на вегетарианское питание.
– Что за мещанство вы здесь развели? Неужели обсуждению балета Чайковского должна сопутствовать такая вульгарная форма? Дед вышел из нашей комнаты в явном неудовольствии и демонстративно прикрыл за собой дверь. Мы переглянулись с бабушкой словно дети, которым внезапно влетело от родителей за прыганье по лужам. Было нам одновременно и смешно, и стыдно.
