приехал поглядеть, что у вас с овцой.
– Верно! – Он коротко кивнул без следа обычной стеснительности. – Сейчас. Только сапоги натяну. – Дверь захлопнулась перед самым моим лицом, и я услышал визг задвигаемого засова.
Как ни был я ошеломлен, но все же не сумел сообразить, что у него не было ни малейшего желания оскорбить меня. Задвинутый засов свидетельствовал только, что он машинально проделывает привычные движения. Тем не менее он оставил меня стоять в не слишком уютном уголке. Любой ветеринарный врач скажет вам, что во дворе каждой фермы обязательно есть места, где заметно холоднее, чем на вершине самого открытого холма, и я находился именно в таком месте. Сразу же за кухонной дверью зиял черный провал арки, за которой начинались поля, и оттуда тянуло такой арктической стужей, что я окоченел бы и в куда более теплой одежде.
Я поеживался, притопывая, прихлопывая, и тут вновь загремело пение:
Помнишь речку под горою, Нелли Дин?
Я метнулся к окошку: Гаролд, вновь расположившись на стуле, без особой спешки натягивал на ногу большой башмак. Ни на секунду не умолкая, он слепо тыкал шнурком в дырочку и время от времени подкреплялся глотком портера.
Я постучал в стекло:
– Мистер Инглдью! Поторопитесь, если можно.
Где сидели мы с тобою, Нелли Дин? —
завопил в ответ Гаролд.
К тому времени, когда он обулся, зубы у меня уже выбивали чечетку, но в конце концов он все-таки возник в дверях.
– Идемте же! – проскрежетал я. – Где овца? В каком сарае?
Старик только брови поднял:
– А она и не тут вовсе.
– Как «не тут»?
– А вот так! Наверху она.
– Где дорога с холма спускается?
– Верно. Я, значит, шел домой, ну и поглядел, как она да что.
Я постучал ногой об ногу и потер ладони:
– Значит, надо ехать туда. Но воды там ведь нет? Так захватите с собой ведро теплой воды, мыло и полотенце.
– Будет сделано! – Он торжественно кивнул, и не успел я сообразить, что происходит, как дверь захлопнулась, засов скрипнул и я остался один в темноте. Не теряя времени, я затрусил к окну и без малейшего удивления узрел, что Гаролд уже вольготно восседает на стуле. Но вот он наклонился, взял чайник – и меня пронзил ужас при мысли, что он намерен подогреть воду на еле тлеющих углях. Затем с невыразимым облегчением я увидел, что он берет ковш и погружает его в котел на закопченной решетке.
В небесах зажглась звезда, ласково журчит вода! —
заливался он соловьем, с упоением наполняя ведро.
Обо мне он, видимо, успел забыть и, когда вновь появился на пороге, оглядел меня с большим недоумением, продолжая распевать.
Я люблю одну тебя, Нелли Дин! —
сообщил он мне во весь свой дребезжащий голос.
– Ну и ладно, – буркнул я. – Поехали!
Я
