больше, многие ещё верили в традиции, носили кресты, боготворили землю, на которой жили, но, в конце концов, их просто обманули, аппарат хорошо это умел делать.
Рублев слушал, и всё чаще отпивал кагор, может быть, головная боль быстрее улетучится…
Отец Иоанн продолжал монотонно рассказывать:
– Смотри, Саш, именно порядочные люди выиграли войну с Гитлером, но потом что с ними сделали эти подонки, преступники, многие из которых во время войны прятались в окопах и в кабинетах? У этих нелюдей была возможность отсидеться, – к сороковым годам те маргиналы, что пришли во власть в 1917 году, стали большими шишками и могли о себе и своих близких позаботиться. А нормальные мужики, крестьяне, работяги, штрафники, те, у кого хоть что-то святое осталось, шли в атаки. И даже хорошо, что они шли, ведь, повторюсь, в них хоть что-то святое осталось. Большинство из них легли либо на войне, либо после. Как думаешь, Саша, если бы ещё один Гитлер появился где-нибудь в шестидесятые или в семидесятые, СССР бы выиграл войну?
Александр увидел, как оплавившись, потухла одна из свечей у иконы Николая Чудотворца, вторая тоже была на подходе. И это наблюдение, наконец, отвлекло его от священника, ему захотелось встать и спуститься к этой оставшейся свече и спрятать огонёк в ладошках, чтобы тот не затухал как можно дольше.
Иоанн, опять не дождавшись ответа, чуть повысил голос:
– Не выиграли бы, потому что гоповская власть к тому времени деградировала окончательно! И люди уже не верили ни в страну, ни в идеалы, которые проповедовали её лидеры, люди уже ни во что не верили. И в Бога по инерции не верили тоже. Только в наживу верили: все стремились что-нибудь урвать. Потерялось уважение друг к другу и вообще к человеку. И даже цвет нации, те же победители начали терять надежду на лучшее. Многие спивались, многие вешались, многие уехали тогда из страны, но подавляющее большинство приняли правила игры умирающего общества. Люди при Хрущёве, особенно при Брежневе – историю-то помнишь, потеряли остатки святости, забыли, что есть Бог, есть вера.
– Но ведь рухнула та система, и веру вернули. Люди вернулись в церковь – те же, кто в советское время жил. В Москве всегда храмы пенсионерами заполнены, – зачем-то попытался возразить Рублёв, наверное, просто надоело молчать.
– Александр, я тебя умоляю, – и это «умоляю» из уст священника звучало совсем не пошло, – да эти пенсионеры и ветераны, не все, но половина точно, ведут себя в церкви хуже, чем топота в ночном клубе! Орут, друг по другу ходят, воду святую и ту пятилитровыми бутылками выносят. О какой вере говорим!? Такие никогда не знали, что такое вера и умрут в неведении, без Бога. Ты думаешь, они грехи свои замаливают здесь? Или грехи советского государства? Да никогда.
– Может быть, их тоже начать наказывать? – Александр как будто начал издеваться.
– Да нет, в данном случае мы должны подавать пример терпимости, должны их прощать, должны разъяснять, в чём их грехи. Мы же не мстители!
– А
